style="font-size:15px;"> нам достаются изначально
за поворотами планет,
и жаждем утра мы, как ночи,
без обозначенной межи…
Садов и леса тихих вотчин
всегда подножия свежи,
но, храмом дальнего Луксора,
лишь раз лучу даётся путь
через века случайным взором
по чьей-то нежности скользнуть…
014 Три дуба
Где толпы «Смилуйся!» кричали
и, «Хлебы слабым преломи!»
три дуба свод небес держали,
как Моисеевы скрижали
до обретения людьми…
Тот вопль убогий нескончаем
на всепланетном шапито.
Дубы стоят, а мы – мельчаем,
и, право слово, есть за что.
015 Пятна света
Есть Канты в мире размышлений
и есть Художники в веках
для многотрудных озарений
на одиноких берегах,
и только мы, как песнь Завета,
их повторять обречены,
что мир вокруг – лишь пятна света
на грани слов и тишины…
016 Дубрава
Здесь, призрак – всё,
и всё – свеченье,
здесь нимфой кружит ворожба
молитвы беглого раба
от городского заточенья.
Пусть росы канули в пылѝ,
звучат восторженные горны
и крон недвижимость покорна
вращенью космоса земли,
где паутинкой бытия
молю спасения и я –
пловец меж истин берегами,
склоняюсь кронам и корням,
пока кистей искусство нам
ещё позволено богами.
017 Костёл
В финале редкого маршрута
недальний звон колоколов
доносят призраки ветров,
как обещание приюта –
на старом дереве скамьи
отринуть маски и забрала
перед сокровищем хорала –
еретика епитимьѝ.
Пускай и там, лишь шаг к Иуде,
и паперть алчущей толпы,
необъяснимо ищут люди
своей, но храмовой тропы.
018 Рабица
Кому немереною далью
пространства скучные окрест,
а, здесь, и рабица – вуалью
букету тихому невест.
Где солнца, в летние погоды,
равно живительны лучи
любому замыслу природы,
мы – утомлённые врачи
калорий тусклых вычислений…
и, может, только акварель
нам сохранить для вдохновений
гармоний чистую модель.
019 «Зверева»
