и многих моих сослуживцев тогда очень поражали и удивляли перемены на фронте. Ещё осенью прошлого года казалось, что страна бьётся из последних сил, что ещё чуть-чуть и немец нас одолеет. И вдруг всё изменилось как по взмаху волшебной палочки. Враг бежит, а мы почти безостановочно наступаем. Можно было только догадываться, каким количеством жертв оплачено это безостановочное наступление. Ещё служа в гужевом батальоне, мы часто возили раненых. Я сбивался со счёта. Наверное, через мою повозку прошло за полгода несколько тысяч раненых. И большая часть из них так никогда и не добралась до госпиталя. Не выдерживали раненые долгого зимнего пути на обычной крестьянской телеге. Тысячи, десятки тысяч безымянных могил на обочинах дорог отмечали скорбный путь нашего батальона. Тогда я впервые начал задумываться о цене, которую платит русский народ за войну с сильнейшей армией Европы и мира.
В Костроме, в военном училище, было много ребят, выписанных из госпиталя. Они часто рассказывали про отступление от самой границы, про окружения, про бессмысленные штыковые атаки на фашистские пулемёты, про заградительные отряды, бодрящими пулемётными очередями подгонявшие наши атакующие цепи, про ужасы фильтрационных лагерей. Да, ЛАГЕРЕЙ! У нас в Красной армии тоже были лагеря. Аналог немецких концентрационных лагерей. Только немцы содержали в них солдат своего противника, а Красная армия и советская власть загоняли в эти лагеря своих собственных солдат.
И было большой удачей для попавшего в такой лагерь через несколько месяцев измывательств вечно пьяных тыловиков-энкавэдэшников получить год штрафбата, а не последнюю прогулку к расстрельному рву. Русские солдаты отдавали свои жизни на фронте за Родину, а Родина для большей мотивации своих солдат создала разветвлённую карательную машину. Если ты не можешь умереть за Родину на фронте, то знай – ты умрёшь в фильтрационном лагере.
После таких рассказов я начинал задумываться, а всё ли так хорошо устроено в этой стране. Лозунги-то провозглашаются хорошие, правильные, справедливые. Но вот действительность далека от тех идеалов, что провозгласили коммунисты, свергая царя. Я начал думать, как можно исправить ситуацию, как, какими методами и способами можно бороться с этой несправедливостью большевистского режима. Иногда я заводил разговоры на эту тему с однокурсниками. Но они (по большей части) были запуганы комиссарами и особистами и избегали обсуждать эти опасные темы.
И вот я на фронте. Мне повезло, я почти не видел ужасов передовой. Моя батарея располагалась в трёх километрах от неё, в тылу. Мы должны были специальными приборами засекать звуки выстрелов вражеских орудий, вычислять их местоположение и передавать вычисленные координаты в штаб нашей бригады. А уж штаб бригады организовывал ответный огонь нашей артиллерии.
Сначала мы стояли на одном месте. Фронт отражал попытки немцев вызволить свои войска из огромного котла, в который Красная армия каким-то чудом смогла загнать всю группу армий «Центр» Вермахта.
