она прижимает полотенце к животу и виновато замирает, как будто сама набезобразничала.
Пока покрасневшая Маша смотрит на меня, Прохор успевает прожевать ещё два рогалика.
– Можно чая? – прошу Машу. – Хватит давиться в сухомятку!
Сажусь на освобождённый стул, отбираю у Прохора рогалик. Маша уже спешит с круглой красной чашкой для меня и большим бокалом со сколотой ручкой для Прохора.
Прохор, не морщась, заглатывает кипяток. Пока он пьёт, выхватываю из его горсти ещё два рогалика с вишнёвым джемом.
Маша пододвигает ко мне тарелку с теми, что удалось спасти от Прохора.
– Где Маг?
– Уехал к себе.
– Мне казалось… – Прохор покосился на Машу, – что он захочет отдохнуть.
– Ему некогда.
– Мдааа, – протянул дубль, – новогодние праздники – жаркая пора…
Интересное изречение. Я хотела спросить, что «жаркое» происходит с приходом нового года, но спросила другое:
– А почему ты сидишь здесь и объедаешься рогаликами?
– Почему нет? – Прохор глядел на дно бокала, прозрачно намекая Маше, что неплохо бы долить добавки.
Маша игнорировала старшину дружины и, вздёрнув кончик носа, протирала керамическую миску полотенцем.
– Я дала указание Стахию, чтобы он уволил Жриц…
Я не закончила своё сообщение. Прохор высыпал рогалики, стукнул бокалом по столешнице, перепрыгнул мешок с картошкой и унёсся, на ходу стряхивая крошки.
Надо было промолчать.
– А что, – Машины щёки зарделись, – больше не будет Жриц?
– Будут.
Самодовольство Маши умерилось.
– Я нашла тех, кто должен ими быть… и рассчитывала, что Прохор поможет их привезти… Ты не знаешь, где Игорь?
– Либо за огородами, либо в медблоке, – фыркнула Маша. – Третьего не дано.
Третьего не дано. Я сама Третья. Раз Прохор не может, и Игорь не может, доставлю Жриц в Храм сама.
Я встретила Стахия в седьмом часу вечера. Солнечный круг ушёл за лес, но отсветы продолжали падать на площадь у Храма и сквозь высокие окна галереи.
Держусь пальцами за виски – не знаю, что делать со своими ощущениями, обычные реакции братьев проносятся мимолётно, не касаясь разума, если не задуматься и не прислушаться к себе, можно упустить их, но яркие эмоции…
Венька переживал что-то необычное, какое-то событие стимулировало если не сердечное чувство, то химическую реакцию… Его сердце билось ускоренно. Он прибывал в опустошённом состоянии, вряд ли мог что-то делать.
Эта связь, она была для дела. По общей пуповине должен был разливаться чёрный страх, говоря, что нужна помощь, красный гнев, требующий присоединиться, синее сочувствие, обещавшее поддержку. Пуповина была белая. Венька ничего не просил, ни в чём не нуждался, но продолжал выливать своё состояние на общую биологически-эзотерическую линию
