любит говорить про этот лифт. И одновременно ругать нас, что мы ничего не хотим делать для школы, только для себя. Поэтому во дворе у нас убираются дворники и в классе тоже, даже дежурных отменили, потому что не всем детям родители разрешают заниматься грязной работой, с детства приучают их к тому, что эту работу должны делать другие люди, менее развитые или просто менее успешные.
У нас, кстати, есть несколько детей, чьи родители приехали из Средней Азии и задержались надолго и родили детей уже здесь. Учатся они чаще всего плохо или очень плохо, некоторые совсем не говорят по-русски, потому что их мамы не хотят учить русский язык. Но кто-то говорит так же, как мы. И всё равно они держатся особняком, Таисья называет их одним общим словом – «диаспора», так всегда и говорит: «Диаспоре скажите, чтобы не орали!» Причем в диаспоре у нее все иноземцы, хотя дети из Средней Азии и дети с Кавказа обычно между собой не дружат и даже враждуют, если приходится соприкасаться.
Вообще у нас постоянно идет война между всеми, и побеждают самые подлые и еще те, кому ничего не страшно. Они не боятся двоек, не боятся старших, не боятся даже своих родителей, потому что их родителей часто вызывают в школу, но ничего не меняется, война продолжается. Воюют, конечно, мальчики, но и девочки с ними не дружат.
До третьего класса моей лучшей подругой была Надя, Надира Аллаярова, которая приехала к своей маме, работавшей здесь уборщицей в новом высотном доме. До этого Надира жила с бабушкой в Таджикистане и маму почти не знала, забывала за то время, что не видела. Однажды после уроков мы с Надирой зашли к ней домой, потому что она хотела показать мне свою любимую куклу, которой она делала разные прически.
В комнате, куда мы вошли, стояли две широкие кровати и диван, в разных углах. На одной из кроватей спали в обнимку мужчина с женщиной. На диване сидел мужчина и ел что-то из кастрюли. Надя, не обращая на них внимания, подошла к третьей кровати, достала из-под нее обувную коробку и протянула мне большую рыжую куклу. «Вот! Это Кристина, тебя зовут!» Надя говорила неправильно, но я всё понимала. Она имела в виду, что куклу она назвала Кристиной, так же, как зовут меня. Она почему-то никак не могла научиться говорить по-русски, но зато очень хорошо рисовала и все уроки сидела и рисовала. На переменах она всегда молча стояла рядом со мной, ходила в столовую, улыбалась и угощала меня вкусным сладким печеньем, которое в руках крошилось и таяло в рту.
У меня осталась одна ее тетрадка, которую я случайно унесла домой, вся изрисованная – маленькие фигурки девушек с несколькими длинными косами, горы, лошадки или ослы (не поймешь), собаки, кошки, старик, сидящий на земле.
Потом Надя и ее мама уехали, потому что мама снова забеременела. Я слышала, как мама пересказывала папе то, что ей рассказали другие мамы. Моя мама возмущалась и немного жалела Надю, а маму ее ругала, папа же только посмеивался.
У меня перед глазами до сих пор стоит эта комната. Я лишь теперь поняла, что Надя с мамой жили там вместе с какими-то чужими людьми, все они
