звонил?
– Ну нельзя же их одних оставлять!
– А где они, кстати?
– Яна у себя. Алина ушла гулять…
– А что ж ты с ней-то не пошла? – не удержалась я от того, чтоб съязвить. – Разве можно в пятнадцать лет гулять без присмотра?
Мама тяжело вздохнула, отложила шитье, сосредоточив все внимание на мне.
– Ох, не нравишься ты мне, Лида…
Внутренности стиснула невидимая холодная рука. Мне не хотелось обижать ее резкостью, но так и тянуло выкрикнуть: «ну конечно! Вас всех ведь устраивает только когда я покорно молчу!»
– Значит, и про развод уже знаешь, – попыталась я произнести со спокойствием, которого вовсе не ощущала.
Ее молчаливое неодобрение все еще ранило, будто я была до сих пор ребенком, желающим заслужить похвалу, огорченным из-за того, что не сумел угодить.
– Ты бы не торопилась с такими решениями, – заметила она наставительным тоном. – У вас же семья, дети… ты о них подумала?
Да я только о них всю свою жизнь и думала! И что мне это принесло в итоге? Хотелось кинуть этот вопрос ей в лицо, но я понимала: это ведь результат моих собственных ошибок. Моей слабохарактерности.
– А чего ждать? – сказала вслух вместо этого. – У него любовница. Он этого даже не скрывает…
– Ну и что с того? Все мужики гуляют. Думаешь, отец твой налево не ходил? Ходил. И все равно мы семью сохранили. Ради тебя, между прочим!
«А я вас об этом просила?!» – рвался наружу крик, но я его проглотила.
– А может, не стоило? – откликнулась, перехватив ее взгляд. – Может, всем было бы лучше, если бы вы разошлись?
Я задавала эти вопросы ей, но обращалась словно бы к себе самой.
– Может, не было бы этих пьяных ссор? Побоев? Твоих слез по ночам в подушку? – добавила, вспоминая все то, что наполняло мое детство день изо дня.
И главное: ведь все это воспринималось, как данность. Мама все терпела, все сносила, все прощала, и от того казалось, будто все это – в порядке вещей. Я вдруг поймала себя на мысли о том, что даже я сама принимала ее жертвенность, как норму. Не придавала ей значения, потому что она сама поступала именно так.
Возможно, и со мной все вышло точно так же? Я сама превратила себя в то, обо что все вытирали ноги.
– А ты чужую жизнь не суди! – нарушил ход мыслей мамин голос. – Что же это за семья такая, если после первой же проблемы бежать разводиться?
Первой же? Захотелось громко рассмеяться, выпустить через смех наружу всю ту горечь, что снова скопилась внутри, бурля и отравляя.
Я вспомнила, чему она учила меня с самого начала моей семейной жизни: мужчина в доме – главный. Его надо уважать, его надо слушаться. Ему надо всячески угождать, чтобы не увели…
Но этот рецепт не работал. Я уважала, любила, угождала. И как это мне помогло? Что дало?
– В наши времена, между прочим, куда сложнее было! – снова заговорила мама. –
