вся ссылка. Возникли споры о целесообразности и тактике индивидуального террора. Марксистская часть ссылки высказывалась против терроризма. Одиночки сгорят в героической борьбе, не подняв рабочий класс. Наше дело – не убийство царских министров, а революционное низвержение царизма. По этой линии пошел водораздел между социал-демократами («эсдеками») и социалистами-революционерами («эсерами»).
Вскоре началась эпидемия побегов. Приходилось устанавливать очередность. В условиях бескрайних сибирских просторов и при отсутствии коммуникаций поймать бежавшего ссыльного было трудно. Больше шансов было на то, что он утонет в реке или замерзнет в тайге.
Решение о побеге Троцкого было принято на семейном совете. Спешу успокоить сердобольных «истормейкеров» из вышеупомянутого «гнезда», которые сокрушались по поводу брошенной жены Троцкого с двумя малышками. По его словам, мысль о побеге первой подала именно жена, несмотря на все ожидавшие ее трудности и невзгоды. Революционный долг покрывал для нее все другие соображения, и прежде всего – личные. Она же устранила все сомнения, возникавшие на этом пути, и в течение нескольких дней успешно маскировала от полиции отсутствие мужа: на их квартире укрыли одеялом чучело мнимого больного. Может быть, Троцкий лукавит? Но трудно себе представить успешность его побега, если бы жена не содействовала этому. В дальнейшей жизни судьбы Л. Троцкого и его первой жены А. Соколовской разошлись. Но они поддерживали переписку; некоторые письма сохранились в архиве. Троцкий поддерживал свою семью, как мог. Две дочери от первого брака одно время воспитывались в семье его отца.
Из самой истории побега я выхвачу только некоторые заинтересовавшие меня эпизоды…Троцкий добрался до железной дороги, без приключений сел в вагон, куда иркутские друзья доставили ему чемодан с крахмальным бельем, галстуком и прочими атрибутами цивилизации. В руках у него был томик Гомера, а в кармане – паспорт на имя Троцкого, которое он сам на удачу вписал. С этого момента Лейба Бронштейн узаконено становится Львом Троцким на всю оставшуюся жизнь.
Но мое внимание привлек не только этот торжественный момент, а и сам факт передачи ссыльному революционеру его друзьями чемодана с цивильной одеждой и нового паспорта. Во времена проклятого самодержавия подобное происходило достаточно часто, без чего сам побег из неволи был бы проблематичен. Несмотря на отсутствие в то время организаций профессиональных революционеров, действовавших «по интересам», люди даже разных политических взглядов, объединенные общей борьбой с самодержавием, оказывали друг другу помощь, нередко привлекая для этого местное население. В наше время и в нашей России помощь подобного рода удается, разве что, в уголовном мире, благодаря чему время от времени происходят побеги уголовных авторитетов. Подобное немыслимо в отношении политических заключенных, – сидящих, разумеется, по уголовным статьям. Сами эти заключенные, их семьи и их друзья на воле находятся
