дней. Ричардсон доступен каждому. Его прекрасный стиль настолько выверен и в то же время настолько прост, что нет ни одной страницы, которая не была бы понятна простой служанке и не вызвала бы восторг ученого литературоведа.
Естественно, повествование, изложенное в виде писем, имеет и свои недостатки. Скотт использовал этот прием в романе «Гай Мэннеринг». Есть и другие достойные примеры, однако в данном случае живость рассказа достигается благодаря добродушию и доверчивости читателя. Кажется, что все эти постоянные уточнения и пространные объяснения натянуты, в реальной жизни они не могли быть так записаны. Негодующая и всклокоченная героиня не могла усесться за письменный стол и спокойно, вдумчиво, подробно описать историю своего спасения. Ричардсон справляется с этой задачей как никто другой, и все равно чувствуется фальшь. Филдинг, повествуя от третьего лица, разорвал цепи, сковывавшие его соперника, и получил доселе невиданную свободу и власть над своими персонажами.
И все же в целом на чаше моих весов перевешивает Ричардсон, хоть я и понимаю, что на каждого согласного со мной найдутся сотни оппонентов. Во-первых, помимо всего уже сказанного, Ричардсон имеет одно неоспоримое преимущество: он был первым. Первопроходец всегда имеет преимущество перед подражателем, даже если подражатель в чем-то и превзошел своего предшественника. Ричардсон, а не Филдинг, является родоначальником английского романа. Он первым понял, что даже без романтических интриг и странных фантазий захватывающий сюжет можно найти в обычной повседневной жизни и что изложить его можно обычным повседневным языком. В этом его величайшее достижение. Филдинг до такой степени был его подражателем, или, возможно, даже точнее будет сказать, пародистом, что весьма смело (если не сказать нагло) позаимствовал персонажей из «Памелы» несчастного Ричардсона для своего первого значительного романа «Джозеф Эндрюс», причем использовал их для того, чтобы осмеять. С точки зрения литературной этики, это все равно, что Теккерей написал бы роман, в который ввел бы Пиквика{248} и Сэма Уэллера{249}, чтобы показать несовершенство этих персонажей. Поэтому неудивительно, что даже тихий типограф разгневался и упрекнул своего противника в беспринципности.
Мы подошли к болезненному вопросу морали. Определенной группе критиков свойственно весьма извращенное понимание этого вопроса. Похоже, они считают, что существует некая тонкая связь между аморальностью и искусством, как будто изображение или трактование отрицательного является отличительной чертой истинного художника. Изображать или трактовать темную сторону жизни не так уж сложно. Напротив, это настолько просто, и во многих проявлениях она настолько полна драматизма, что порой трудно бывает не поддаться искушению и не обратиться к ней. Это самый простой и дешевый способ сделать хорошую мину при плохой игре. Сложность не в том, как это сделать, а в том, как этого избежать,
