да, практически как мы! У них же сонар – главный орган навигации – даже поважнее зрения будет. Дельфины, киты, косатки ловят отраженный ультразвуковой сигнал и видят пространство на многие сотни метров вперед, иногда – на километры. А в бассейнах кругом кафель – отражение бьет в мозг, они попросту глохнут и сходят с ума, представляешь? Наши бассейны для них хуже любой тюрьмы. Именно поэтому они живут в неволе не больше десяти лет. Про это не говорят, но это правда. А на свободе – пятьдесят и шестьдесят л ет.
– Ни фига себе! – Я ощущал досаду и злость. Досаду на себя, обормота, и злость на тех, кто зарабатывал на отлове дельфинов. – А в дельфинариях про такое и не подумаешь. Играют себе, к людям ластятся – кажутся веселыми.
– Они такие и есть, – подхватила Алиса. – Даже в неволе сохраняют добрейшие качества души…
«Добрейшие качества души» – это она не про людей – про дельфинов сказанула!
Чтобы не молчать, я поделился другим воспоминанием:
– А мы как-то в цирк ходили, так там все по-другому было. Тигры со львами выступали. И тоже вроде слушались: по кругу ходили, мячи катали – только все из-под палки. При этом на дрессировщика так смотрели, что ясно было – сожрут и не поперхнутся. Но где-то я потом вычитал, что в зоопарках и цирках животные, наоборот, живут дольше.
– Все правильно. – Алиса спокойно качнула головой. – В этом и кроется главное отличие: существо разумное в неволе чахнет, а неразумному клетка даже милее.
Как-то по-особенному она это сказала. Смысл фразы я тогда сразу не уловил. Потому что вовсю смотрел на Алису и не мог оторваться. Волосы цвета темного каштана и такой же темный омут глаз – вглядывающихся и невидящих… И ведь как-то она почувствовала мой взгляд! Потому что протянула ладонь, найдя мою руку, быстро погладила.
– Спасибо тебе, Антош!
– Мне? За что? – Я опешил.
– За то, что так на меня смотришь…
Ну вот скажите – как она могла это почувствовать?! Каким таким неведомым сонаром?
Даже сейчас, спустя месяцы, я ощутил, как снова ускоряется пульс, как начинают пылать щеки. Я плелся в густом тумане, то и дело спотыкаясь, и губы мои сами собой расплывались в счастливой улыбке. Еще и руку свою захотелось потрогать. В том месте, где гладила ее Алиса. Хорошо, в тумане меня никто не видел. Выглядел я, прямо скажем, болван болваном.
Забор вокруг Башни без конца чинили и латали, но с тем же упорством с наружной стороны его гнули, резали и ломали, находя десятки способов сделать проходимым. Вот и я на территорию периметра пробрался без особых хлопот: нашарил заветный лаз, отогнул сетку-рабицу и прошмыгнул рыбкой вовнутрь.
Вокруг царила одуряющая тишина, дураков гулять по периметру не находилось – ни двуногих, ни четвероногих. Раньше здесь, случалось, выпускали собак, но нашелся мудрый начальник – запретил. Одно дело – разбившийся руфер, и совсем другое – загрызенный псами. Чего доброго, ответ держать придется.
