style="font-size:15px;"> Дальше я лез более осторожно и через каждые двадцать – тридцать перекладин позволял себе передохнуть. Тем более что помнил: финальные сорок – пятьдесят метров самые опасные. Не оттого, что лесенка там пучилась горбом и выходила на отрицательные углы, а потому, что заканчивались защитные обручи. Эти последние метры страшили всех руферов без исключения. Легко одолевая две трети дистанции, они цепенели и шли в отказ на финальном отрезке. Многие (и не только девчонки), по рассказам очевидцев, закатывали настоящую истерику, малодушно пускаясь в обратный путь. Но меня сегодня поддерживала непогода, и я точно знал, что «обратки» не будет. Словно по гигантскому бобу этакой божьей коровкой я взбирался на небо, только вместо неба предлагалось облако, и такое же облако расстилалось внизу. Я не видел и не чувствовал высоты, и оттого душа не уходила в пятки, а ладони не покрывались жарким потом. Я даже стишки читать про себя начал, те самые, что нацарапала на бетоне рука одного из моих веселых предшественников: «Вознесся выше он – красава рукотворный – Александрийского столпа…» Или столба? То есть это раньше были столпы, сейчас – все больше столбы да бревна. Хотя куда там Александрийскому столпу до нашей Башни! Там я бы залез и не заметил, а здесь… Здесь это и впрямь можно было называть восхождением. Совсем как у реальных альпинистов.
Страхующие обручи закончились, и, сделав минутную паузу, я мысленно попросил Башню о «пропуске». Нет, не на небеса – всего лишь на Пятачок. Правая ладонь осторожно погладила Башню, и бетонное тело отозвалось отчетливой дрожью. Впрочем, возможно, это мне только показалось, а дрожал я сам.
Путешествие мое завершилось, и, выбравшись на верхнюю площадку, именуемую Пятачком, я поздравил себя с победой. Я снова был здесь – и я взобрался по наружной лестнице!
Выпирающий из башенной сердцевины трубчатый каркас казался фрагментом гигантской паутины, а вот дальний край платформы едва просматривался, теряясь в туманном мареве. И все же я был здесь не один. В медлительно перемешиваемой ватной каше я скорее угадал, чем увидел смутную человеческую фигуру. Мужчина сидел на самом краю Пятачка, спиной ко мне, свесив ноги вниз. Именно так мы любили сидеть в этом месте, вольной своей позой демонстрируя бесстрашие и независимость, покачивающими ступнями дразня простирающуюся внизу бездну.
– Триста сорок седьмая? – Голос мужчины прозвучал глухо, но смысл сказанного я понял.
– Кажется, где-то там… – Я смутился. – Только что едва не сорвался…
– Все верно: триста сорок седьмая перекладина, триста сорок седьмой подъем – так оно и бывает. – Человек по-прежнему не смотрел на меня, а приближаться к нему отчего-то не тянуло. – Магия цифр. Я в такое раньше не верил.
– А теперь? – невольно спросил я.
– Теперь уже поздно – верить или не верить. – Человек неопределенно повел плечами. – Но надо эту перекладину укрепить,
