ее стало вдруг многозначительным, отрешенным. Эскулап, честное слово! Даже на «ты» как‑то стало неудобно называть. Какая она теперь Наташка!
– Кто идет первым? – сурово спросила Монахова и вперилась вопросительным взглядом в меня.
– Чуть что, сразу Ильичев! – возмутился я. Наташа тяжело, словно поворачивалась башня танка, перевела глаза на Салифанова. Под ее давящим взглядом тот засуетился, заулыбался заискивающе.
– Я пока в регистратуру за карточкой сбегаю! – попробовал отшутиться он.
– Салифанов, ко мне! – резко скомандовала Монахова, вспомнив, видно, что чем проще и короче приказ, тем лучше он воспринимается исполнителем.
Конечно, можно было попытаться составить фразу по‑другому, не так обидно, а то получилась какая‑то собачья команда. Салифанов это немедленно заметил.
– Я тебе не доберман‑пинчер! – возмутился он и надел на лицо выражение крайней обиды. Теперь у него появилась формальная причина увильнуть от обследований.
– Мне что, больше всех надо? – поставила вопрос ребром Монахова.
– Наверное, больше, иначе б ты этим не занималась, – предположил Валера.
– Это ему надо, – ткнула в меня пальцем Наташа. – Я сюда ехала только плыть! – Она громко захлопнула папку с бланками тестов.
– Значит, с него надо начинать, – рассудил Салифанов.
Пришлось идти на уступки. Обследования вновь начались с меня.
Деревянными ногами я подошел к Монаховой. Если бы у меня был хвост, я, наверное, усиленно завилял бы им из стороны в сторону, выказывая свою преданность и любовь. Но хвоста у меня, к сожалению, не было, и я ограничился комплиментом:
– Ты сегодня прекрасно выглядишь! Как академик Пирогов!
– Сядь! – не дала себя расслабить Наташа. Я безвольно опустился на настил.
– Начнем с забора крови! – зловеще известила Монахова, приподнялась и вытянула из‑под себя стерилизатор.
В его металлическом нутре что‑то страшно звякнуло. Я отшатнулся, но было поздно. На запястье моей правой руки мертвой хваткой профессионала‑дзюдоиста сжались ее пальцы.
– Не надо дергаться! – предупредила она. – Не так уж и больно. Она вытащила ватку, смочила ее спиртом и тщательно обтерла мой безымянный палец.
– Руки надо чаще мыть, – между делом заметила она.
– Это пигментация кожи, – запротестовал я.
– Я вижу, – поморщилась Монахова и отбросила в море заметно почерневшую ватку.
Салифанов, стараясь чтобы никто не заметил, тут же, как бы случайно, макнул руку в воду и стал шаркать ею о штаны. Татьяна пристально взглянула на него.
– Пятно на штанах, вот здесь, – попытался объяснить он свои действия. – Откуда взялось, ума не приложу. – И стал тереть уже с явно показным усердием. Монахова в это время сильно сжала с боков мой палец и вытащила остро заточенную лабораторную
