style="font-size:15px;"> г) существовала еще одна дифференциация, не воспринятая потомками. Мы позволим называть нижеприводимые ситуации особыми формами прикосновенности к чужим преступлениям, хотя древнеримские юристы причисляли их к furtum. Это: furtum oblatum – воровство, при котором похититель передает украденный предмет другому лицу, надеясь таким образом уйти от ответственности, и эта вещь обнаруживается у невольного или настоящего помощника, и furtum conceptum – воровство, доказанное нахождением вещи у лица, которое не имеет ничего общего со злодеем;
д) наконец, уголовная ответственность приноравливалась и к потерпевшему. Рим более тщательно оберегал аппенинское имущество, чем союзнические вещи, расположенные в провинциях. Хищение государственного достояния в метрополии именовалось peculatus, а для аналогичных действий на окраинах империи пришлось приспособить уголовно-правовое понятие repetundae, которое вначале охватывало только взяточничество.[39]
Преступления против личности и собственности почитались как crimina privata. Но уже получили развитие и публичные деликты – crimina publica. Пожалуй, можно выделить три группы таких посягательств. Первая именовалась бы сегодня государственными преступлениями, и к ним без особой натяжки следует отнести подделку монет, участие в запрещенных союзах и ночных сходках, применение недозволенных приемов во время выборов (преступное искание должности или подкуп – ambitus), сопротивление магистратам и в первую очередь трибунам, использование фальшивых весов и пр. Но главное антигосударственное преступление в республиканский период именовалось de majestate.
Его появление связано с закономерным формированием другого национального феномена – majestas populi Romani (величие царственного народа). Закономерным потому, что эта политико-правовая конструкция быза заказана самой жизнью – территориальными приращениями и крепнущим политическим могуществом Рима, консолидировавшими нацию, да республиканскими порядками. Первоначально субъектами de majestate признавались только высшие должностные лица: сенаторы, магистраты. Позже понятие этого преступления расширилось до уровня perduellio, увеличилась и палитра субъектов. С переходом к монархической форме правления начались атаки на общенациональную икону (majestas populi Romani), и первым здесь был Сулла. “Знаменитый диктатор, – писал дореволюционный романист, – отождествил себя с государством, то есть совершающий преступление de majestas, совершал его не против народа, не против государства, а против личности диктатора”. И далее: “Следовательно, природа преступления de majestate была извращена Суллой, и после него никто не отважился восстановить настоящее значение этого преступления: со времени Суллы majestas принадлежит тому, кто стоит во главе государства, но не народу” [17]. Сегодня это суждение если не оспаривается, то уточняется: утверждается, что нет нормативных подтверждений коварных помыслов Суллы и его последователей. “Величие императора не подменяет собой величия Римского государства и народа, а является составной частью этого величия… с эпохи Юлиев-Клавдиев и до IV в. lex Julia maiestatis не претерпел существенных изменений с точки зрения как толкования самого понятия crimen maiestatis, так и
Очень примечательно, что peculatus не погашалось давностью, и вообще недоимки по государственным деньгам (residiis) переводились на наследников казнокрада-расточителя. Так римляне берегли казенный интерес. К этому звали примеры античности. Так, Гарпал, казначей и друг детства А.Македонского, убежал от своего патрона в 324 г. в Афины с большой суммой денег. Разгорелся спор о выдаче беглого преступника. Позже он был убит на Крите. А что у нас? В разные годы и с разным успехом находились (находятся) в бегах от российского правосудия Березовский, Гусинский, Козленок, Собчак, Станкевич, попал в зарубежные полицейские сети Бородин. Так называемая приватизация останется в памяти поколений недосягаемым образцом общегосударственного peculatus. Казна разворована дотла, а страна обложена международными долговыми обязательствами на многие десятилетия вперед. И это не конец. Когда пишется эта книга, сотни новообращенных друзей народа, в том числе славящиеся предвыборным меценатством и борьбой за свободу слова олигархи, присосались к бюджетным жилам России: пошла деньга в Чечню! А на политическом Олимпе и телеэкранах усиленно муссируется проблема амнистии нуворишам, – какие там сроки давности.
