прагматических санкций (sanctiones pragmaticae). Кстати говоря, и юстиниановский Corpus juris civilis вступил в силу на территории Италии по просьбе папы Вергилия, что было оформлено особой конституцией – sanctio pragmatica pro petitione Virgili.
Этот богатейший нормативный материал и хлынул на благодатную славянскую почву. Наибольшей востребованностью, особенно в X–XI вв., выделялся Номоканон, и причины предпочтения понятны:
а) как памятник церковного права, он более всего был созвучен идее христианизации[59]; б) самый культурный слой древнерусского общества, к тому же владевший письменностью, представляли священники (на их долю выпала славная работа – перевод, переписывание, истолкование, распространение, пропаганда византийских установлений, в первую очередь канонического характера).
По мере укрепления княжеской власти, при собирательстве земель возникает нужда в светском законодательстве, и в списки все чаще попадают Эклога и Прохирон. Практически не встречаются в древнейших русских памятниках ссылки на Василики (вероятно, из-за громоздкости, пока непосильной для русских толмачей, или, как полагает протоиерей Цыпин, по той причине, что не были переведены на славянский язык и не вошли в Кормчую книгу)[60]. И уж совсем незаметно влияние Шестикнижия. Это и понятно: в XIV веке благодарный московско-киевский ученик настолько окреп, что был в состоянии самостоятельно изготавливать феодальное законодательство. Что же касается южных славян, то там творение Арменопула имело многовековой спрос – в Бессарабии Шестикнижие Арменопула применялось даже в XX веке.
Первые законодательные памятники русичей, помимо инвокаций[61] с прилежанием первоклассника пестрят ссылками на византийский фундамент. Вот беглый перечень: а) в статье 4 Устава князя Владимира Святославича о десятинах, судах и людях церковных говорится: “И по том возрех в греческии номоканун и обретох в нем, юже не подобает сих тяжь и судов судити князю, ни бояром, ни судьям его”[62];
б) в первой статье Устава князя Ярослава о церковных судах также упоминается “греческыи номоканун” и предписано им руководствоваться “по всем городом и по всеи области, где християнственое” (с.168); в) византийский первоисточник оговорен и в Уставе великого князя Всеволода о церковных судах, и о людех, и о мерилах торговых (“а се изъобретохом в греческом номоканоне”. – с. 250); г) “судити суд свои, суд святительски по святых отец правилу, по манакануну” предписывалось “нареченному на архиепископство Великого Новагорода и Пскова священному иноку Феофилу” по ст. 1 Новгородской судной грамоты (с. 304)…
Этот перечень верноподданнических кивков в сторону Византии служит в нашем представлении самым сильным противоядием от норманнской теории происхождения юридических порядков на Руси, в том числе от самых ядовитых ее адептов. К примеру, современный американский профессор РПайпс утверждает, что “первое государство восточных славян появилось как побочный продукт в результате торговли двух
Как пишет А.Вологдин, “на Руси римское право утвердилось вместе с христианством, а потому его влияние длительный период прослеживается более в церковных нормах, нежели в светском законодательстве. Лишь с XV века усиливается влияние публично-правовых элементов римского права”. – Вологдин А. Римское право в современном юридическом образовании // Высшее образование в России. – 1999. – № 5. – С. 69.
Кормчая книга в русском церковном праве // Древнее право, № 1(2). -1997. – С. 87.
Традиционно помпезные обращения к Богу, призывы Всевышнего в свидетели благости закона, порядочности намерений власти.
Здесь и ниже цит. по: Российское законодательство X–XX веков. – Т 1. Законодательство Древней Руси. – М.: Юрид. литература, 1984. – С. 140.
