наблюдая, как на ветру развевается красное знамя нашей экспедиции. А потом река начала петлять, и скала с флагом скрылась за этими поворотами.
Глава V
Первый рассвет на Колхозных озёрах
Драка в устье Шахтаума оказалась переломной в наших отношениях с Максом. То ли он всерьёз испугался тогда за меня, то ли понял, что длительная вражда не принесёт ничего хорошего ни их, ни нашей компании, но открытой агрессии с его стороны больше не было.
В те годы я собирал почтовые марки. Мать покупала и дарила их мне на разные большие и малые праздники, поэтому марки у меня были подобраны по её вкусу – живопись, великие исторические персоны, советский космос. По воскресеньям я ездил иногда в ДК «Олимпийский», находящийся в одном из отдалённых одноэтажных микрорайонов города Мехколонна-94, чтобы потолкаться среди таких же коллекционеров, похвастать своими альбомами и посмотреть чужие. Коллекционеры в большинстве своём были взрослыми дядьками с сединой и залысинами. Подростки отсутствовали, так как собирание марок для большей части моих сверстников сводилось к играм на школьных переменах, когда марки в перевёрнутом виде раскладывались на подоконник и соперники, хлопая по ним ладонью, пачками выигрывали их друг у друга. Марка считалась выигранной, если переворачивалась от хлопка. Эта откровенно глупая игра никогда мне не нравилась. Я брезгливо относился к измызганным разноцветным бумажкам, бывшим когда-то марками. Мои же марки хранились в альбомах, листы которых были проложены папиросной бумагой, и были рассортированы строго по темам. Перекладывая марки из альбома в альбом, я брал их пластмассовым пинцетом, чтобы не оставлять на глянцевитой поверхности неопрятные отпечатки пальцев.
Однажды на филателистской тусовке в «Олимпийском» я столкнулся с Максом. Мы оба удивились этой встрече и настороженно поздоровались за руку. Макс попросил посмотреть мои альбомы. С интересом изучив коллекцию, он протянул мне стопку своих альбомов. Таившаяся в них почтовая атрибутика меня потрясла.
Что это были за марки! Тут не было обречённой княжны Таракановой с крысами на тюремной постели и болгарской версии флегматичной Сикстинской Мадонны, навязанных мне матерью. Макс покупал марки только сам, без советов родителей. Под ледериновыми обложками его альбомов жили лошади всех мастей – арабские чистокровные, орловские и русские рысаки; собаки разных пород; змеи; таёжные звери: медведи, волки, горностаи, белки… Была сказочная природа с горными озёрами и водопадами. Мне захотелось обменять всю свою живопись и всех своих великих людей с умными и кислыми лицами на какой-нибудь один небольшой набор красивых и стройных лошадей из коллекции Макса, но мать строго-настрого запрещала мне меняться. Посмотрев марки Макса, я понял, что теперь буду собирать только животных и природу. Никаких больше шедевров эпохи Ренессанса! Никаких томных полных женщин! Никаких космонавтов с приклеенными улыбками на волевых лицах!
Выйдя из «Олимпийского», мы продолжали
