style="font-size:15px;"> Отец уже ходил, когда у Светела поползла по швам старенькая рубашка. Мать решила примерить на него братнину. Вытащила из скрыни одёжки старшего сына, стала было раскладывать… Вдруг сгребла всё в охапку, зарылась лицом, охнула, взялась баюкать, припевая и приплакивая, как по мёртвому.
Завлекло избушку тьмой,
Измерцался яхонт мой.
Развязался поясок,
Отзвенел твой голосок.
Ты привстань, моё дитя,
Вновь дыханье обретя.
Резвы ножки распрями,
В ручки бавушку возьми.
Мой сынок, на твой помин
Кружевной спекла я блин.
Все едят, покуда свеж,
Только ты один не ешь…
Светел хотел сказать ей, что Сквара живой и обязательно вернётся, но не посмел. Ему стало страшно. Он увидел, как нахмурилась Корениха, уже кроившая старую тельницу на лоскуты. Повернулся к отцу… Жог, сидя на лавке, тёр здоровой рукой живот, кривился, точно от боли. Когда бабушка бралась за жгучую мазь, он терпел крепче. И губы у него были какие-то синие… Светел подоспел к нему, сел рядом.
«Атя?..»
Огонёк отца бился и трепетал над пустотой. Светел в ужасе приник к нему, подхватил, обнял… Жог закашлялся, с облегчением перевёл дух…
«Не моги реветь, Равдуша! – велела матери суровая Корениха. – Сказано тебе, живой он! Живой! – И шуганула внука: – А ты что расселся, дела нету руки занять? Поди светец воскреси, совсем, вишь, загас…»
Прежде это Сквара всё был у неё и белоручка, и лодырь, и праздный шатун. И младшенького прижать норовил, если бабка с матерью недоглядят.
Светел вскочил. Жог взял его за плечо, тоже встал, ни дать ни взять опираясь.
«Пошли, сынок. Поможешь…»
Вернувшись из амбара, Светел ещё в сенях услышал голоса бабки и матери, звучавшие за дверью. Мальчишка на всякий случай притих, прислушался: наверное, это его ругают? За то, что слишком долго ходил?
– …Да засмотрелся он поди на котляров этих!.. – безутешно всхлипывала Жига-Равдуша. – И тётенька Розщепиха сказала… Они ж вон какие! Сильные да страху не знают! К ним захотел…
Светел не сразу и сообразил, что речь шла о Скваре.
Бабушка осведомилась вроде даже насмешливо:
– А ты, значит, Розщепихе веришь больше, чем сыну? Что ж так? Не сама ль растила, кормила?
– Так своевольник он! – в голос вскрикнула мать. – Неслушь! Ему говори, а он всё по-своему!
– А ты бы хотела, чтобы он мягким воском у тебя в руках гнулся? – спросила Ерга Корениха. Когда Светел уходил, она обувала в крохотные поршеньки новую куклу, кудельные волосы были окрашены сажей. – Воск тебе кто угодно снова растопит и по-своему перелепит. Податливый да мягкий вышел бы отца с братом заслонять? – Помолчала, добавила: – Гордись, дура.
Она ведала небось, что говорила.
