он верил в альтернативные Вселенные. Держись, пацан, всем ты еще станешь. Костя жил в центре Москвы, зарабатывал круглые суммы, имел выход на самых перспективных режиссеров и самых привлекательных актрис, но любил Ленку, преподавательницу русского, жертвовал деньги фондам и занимался продвижением когда-то написанных отцом сценариев. Костя мог бы поднять культуру на новый уровень, но умер в тридцать три.
Их пригласили на его похороны, это был их первый и последний сбор. Косвенно полным составом. Они перекинулись парой фраз, но в подробностях никто никому ничего не рассказывал, близости не возникло. Бывшими братьями не бывают, но, наверное, они придумали, что были ими, раз внутри ничего не колыхалось и не тянуло. Говорить о Косте тоже ни один не рискнул. Что бы они сказали: «Мы скидывались, чтобы пойти в рестик и помечать, что однажды сможем сидеть там, не скидываясь»? Сказали бы: «Помню, на меня упал таракан, Костя его убил, пальцами прямо, паль-ца-ми! Представляете»? Сказали бы: «Вот же человек! Помню, мама приезжала из Томска, так он предложил подселить ее к нам в общагу, чтобы не в отель, и мы и с вахтерами договорились, и с соседями». Сказали бы: «Я скучаю», «Мне жаль, что я ему не звонил», но они молчали. Холодильник не дребезжал, процессор не гудел, за окном не проезжали мусоровозы. Мусоровозы, они одни из самых громких машин.
Людмила Прохорова
Родилась в 1990 году в Москве. Окончила Государственную академию славянской культуры (ныне РГУ имени Косыгина) по специальности «искусствоведение». Редактор портала «ГодЛитературы. РФ» (спецпроект «Российской газеты»). Участник Форума молодых писателей России и стран зарубежья (2016, 2018). Финалист литературной премии «Лицей» имени А. С. Пушкина (2017).
Милая Агнес
– Я не опоздал?
– Нет, господин Ледницкий, вы как раз вовремя. В маленьком кабинете стоял полумрак. Широкоплечий, смуглый, с посеребренными сединой волосами мужчина сидел напротив треугольного окна в пол, за которым густо падали крупные снежные конфетти. Апрель. Зима в этом году задержалась надолго. «Лет десять такого не было», – подумал Ледницкий и прошел к столу. Чем в этом пустом кабинете занимался директор, он никогда не мог понять. На буковой столешнице с вкраплениями из эпоксидной смолы не было ничего: ни компьютера, ни планшета с телефоном, ни даже еженедельника или канонической фоторамки с портретом любимых внуков. Пустота – лишь натуральное дерево и искусственная смола, принявшая форму марсианских барханов. И совершенная пустота по сторонам – никаких книжных шкафов или ящиков с документами, никаких грамот, картин или плакатов, развешенных по стенам. Лишь стол и неустанный снег за синеющим треугольником окна.
– Может быть, кислородный шот? Или просто чай? Директор кивнул в сторону свободного стула.
Ледницкий оправил полы своего белого халата и сел напротив.
– Нет, благодарю вас, – прокашлялся. Ну что ж. Все
