понимаю, Глеб Исаевич. Осознаю всю степень ответственности, но это важный проект, он важен не только для нашей компании, но и вообще для науки, для человечества. – Ледницкий с жаром произнес это, будто окончательно уверившись в правоте своих слов и пропитавшись всем пафосом ситуации, важностью возложенной на них, на него лично миссии. – Наше изобретение поможет сотням тысяч людей. Не только детям, но и их родителям. И я уже не говорю о том, что если не мы первые сделаем открытие, то это сделают конкуренты. Не мы одни стоим на пороге…
Директор молчал. Затем он как-то медленно выдохнул через ноздри и, опершись сухими, слишком длинными пальцами о столешницу, приподнялся. Продолжая тяжело молчать, он подошел к окну.
Пыл Ледницкого немного подостыл. В момент, когда он произносил свою тираду, он не казался себе лицемерным. Он верил в то, что говорил. Или ему казалось, что верил? Или ему казалось, что Прождев делает что-то не то? Может быть, он просто хочет его подсидеть, и в этом надо честно себе признаться? С кем, если не с самим собой, надо быть абсолютно честным?
Молчание директора становилось невыносимым. Он стоял возле окна неподвижно, как статуя. Ледницкому вдруг показалось, что тот и не дышит вовсе. Истукан. Безжизненная фигурка, заключенная не в хрустальный шар, но в куб, где снег кружит не внутри, а снаружи. Странный, искаженный мир… Ледницкий открыл было рот, но директор вышел из оцепенения и заговорил.
– Что ж. Если вы набрались смелости сказать все мне, господин Ледницкий, то наберитесь еще терпения и внимательности и подготовьте к утру материалы, которые бы подтверждали ваши слова. Я хочу ознакомиться с ними прежде, чем будет запущена процедура проверки. На этом, надеюсь, все. Вы свободны.
17.02.2057.21:16:32.Запись№ 14.ИванПрождев. Носитель: Актар-2
Милютины отказались. Муж так разъярился, что стал угрожать. Обещал пойти к руководству, подать жалобу. Какая глупость. Будто я предложил что-то противоестественное или незаконное. Его, конечно, можно понять. Жена так рыдала, ждала от него поддержки. Это извечное: «Сделай же что-нибудь!» Не все стоически выносят женские слезы и истерики… Непонятная, конечно, реакция, несоразмерная поводу. Достаточно было просто отказаться. Это ведь так или иначе их дочь, и я просто предложил забрать ее домой. Сказала, что я не знаю, о чем говорю, что я сам не прошел через все это и просто не понимаю. Они ведь пытались. Она ведь ходила в церковь, верила в Бога, думала, что всем дается ровно столько, сколько они способны вынести. Но она, они оба, не смогли. Непосильная ноша. Ежедневный непрекращающийся кошмар. Так зачем это все было? Требовала от меня ответа, будто я могу это знать. Или надеялась, что я поменяю мнение и начну убеждать их с мужем, что, дескать, все было именно для того, чтобы они подписали согласие на эксперимент. Что в этом и есть божественное провидение, умысел, что все правильно, так и надо, пути Господни неисповедимы… Но, черт возьми, это же чушь! Какой Бог, какое провидение, дамочка, очнитесь! Я ученый, а не
