30 случаев свадеб без венчания. За I квартал 1927 года во всей губернии в целом было зафиксировано 13 октябрин, 35 красных свадеб и 9 гражданских похорон200. Для сравнения – согласно переписи населения 1926 года, в губернии проживало чуть более 2,7 миллиона человек, в том числе 2,4 миллиона сельского населения201. Показательно, что статистика по Москве за 1925–1926 годы разительно отличается: «На всю Москву в 1925 г. из 66.541 (общее число зарегистрированных актов гражданского состояния за год в городе. – А. С.) приходится 34.791 (52,3%) актов, освященных религией, и 31.750 (47,7%) – безбожных. В 1926 г. соотношение таково: из 74.092 (100%) церковных приходится – 36.523 (49,3%) и безбожных, уже больше, – 37.506 (50,7%)»202. Автор очерка отдельно приводит статистику по религиозным и безрелигиозным похоронам: в 1925 году «без церковного погребения обошлись» 39,9%, а в 1926‐м – 40,4%203.
Как следует интерпретировать эту статистику? Означают ли эти цифры, что попытка создать и распространить новую обрядность провалилась? И предполагалось ли вообще ее распространение за пределами круга «настоящих коммунистов»? Некоторые факты говорят в пользу того, что данные практики изначально воспринимались как элитарные, уместные только для «прошедших обращение» – настоящих коммунистов. Но такой подход разделяли не все. В 1923 году в газете «Безбожник у станка» была опубликована серия заметок. Первая из них – письмо П. Я. Хлынова, атеиста из Московской губернии, в котором рассказывается об отказе местной ячейки партии участвовать в организации и проведении гражданских похорон его беспартийного соседа-атеиста. В результате сосед был похоронен «с попами». Корреспондент «Безбожника у станка» считает, что местная ячейка партии поступила неверно, отказавшись участвовать в похоронах беспартийного «хотя бы с целью агитации», поскольку «партия должна бы помочь, должна научить, как обходиться без попов во всех таких случаях»204. Спустя несколько номеров журнал опубликовал ответное письмо, в котором говорилось, что «ячейка отказ мотивировала тем, что „гражданские похороны не должны теперь быть редкостью“. Может быть и „не должны“, но надо считаться с фактами: в деревне они, все-таки, редкость»205. Корреспондент, подписавшийся как Городской, считает решительно неверным отказ ячейки партии от участия в похоронах, поскольку «нужно пользоваться всяким случаем и поводом, чтобы убеждать крестьянство в бесполезности, ненужности поповского участия в жизни и смерти и в прочих делах. Надо отказаться от излишней „застенчивости“, надо действовать по своей инициативе. Тогда гражданские похороны, действительно, не будут редкостью, а паразиты-агенты небесных царей – лишены будут возможности вытряхивать у бедняков, порой, последние крохи»206.
Гражданские красные похороны были распространены мало и большей частью среди активных коммунистов – членов партии, комсомола или пионерского движения207. Более того, коммунистические активисты не стремились к экспансии данной практики за пределы своей узкой группы. Это свидетельство
Всесоюзная перепись населения 17 декабря 1926 г.: краткие сводки. М.: Изд. ЦСУ Союза ССР, 1927–1929. В 10 т. Вып. 3: Население СССР. М., 1927. С. 49.
Гражданские похороны. (Письмо из деревни) // Безбожник у станка. 1923. № 3. С. 14.
Городской. Еще о гражданских похоронах // Безбожник у станка. 1923. № 6. С. 19.
Там же.
См. также:
