думал, что вскоре в Лондоне ожидается настоящий химик.
После завтрака Максим Михайлович в сопровождении Тоби гимнастическим шагом дошел до почты на Грейт-Рассел-стрит. Отсчитав деньги за международную телеграмму, он спрятал квитанцию в особое отделение портмоне. Джентльмены обычно засовывали наличные в карманы, однако Сабуров предпочитал держать купюры в порядке.
Разобравшись с делом херефордской русалки, он завел свою картотеку в аптекарском шкапчике.
На полках гостиной стояли коленкоровые папки, куда Сабуров собирал сведения о громких процессах в Британии, на континенте и в России. Имперские газеты он читал в библиотеке Британского музея. Билет туда Максим Михайлович получил тоже благодаря рекомендации преподобного Томаса Гренвилла.
Вторая телеграмма ушла на правительственный адрес на Пэлл-Мэлл. По дороге домой, заглянув к табачнику, зеленщику и бакалейщику, обремененный покупками Сабуров не удивился, заметив на углу Гилберт-плейс знакомую фигуру.
Грин ухмыльнулся, приподняв котелок.
– Я домчал сюда за четверть часа, мистер Гренвилл. Вы больше времени потратили, покупая кофе и апельсины, – он указал на свертки в руках Максима Михайловича. – Давайте мне Тоби, я подожду вас.
Пара апельсинов приехала с Сабуровым в Скотланд-Ярд, где сначала он поработал с полицейским художником. Осмотрев грифельные наброски, Сабуров одобрительно кивнул:
– Именно так они и выглядели, у вас верная рука.
Парень в лихо замотанном вокруг шеи шарфе и наброшенном на узкие плечи пальто поднял карандаш.
– Обычно я работаю в Олд-Бейли, мистер Гренвилл. У судебных художников острый глаз, у нас мало времени. Вечерние газеты требуют свежих рисунков, а в «Иллюстрированных новостях полиции» печатают наброски мест преступлений.
Он повертел эскиз с уродливым лицом, напоминающим туземную маску над камином Сабурова.
– Похож на Франкенштейна, – заметил парень. – Однако девушка очень красивая.
Максим Михайлович нехотя согласился:
– Очень.
Ему пришло в голову, что наброски можно показать мистеру Генри Джеймсу.
– Но вряд ли ее сиятельство княжна маячила рядом с мисс Перегрин, – хмыкнул Сабуров. – Она слишком осторожна. Однако дамы переписывались и остается проклятая фотографическая лаборатория.
Сабуров представлял себе, что за снимки обрабатывались в потайном чулане.
– Очередная мерзость для удовлетворения низменных инстинктов преступников, – он вздохнул.
Сабуров хотел встретиться и с другими знакомыми мисс Перегрин, в надежде, что они узнают мистеров Январь и Февраль, у которых во рту остался тот же знак. Теперь Пьетро Дорио хотя бы не отрезал языки своим жертвам.
Разглядывая крохотный, но четкий символ на обрывке бумаги, Сабуров насторожился.
– Погодите, – сказал он Грину. – Занимайтесь клочком.
