для которой достаточно иголок, цветной туши, нитки и шариковой ручки. Она подошла к прилавку и уставилась на безумное неистовство красок, сверкавшее между грудей женщины (не таких больших, как у Шеветты, хотя женщине этой было уже под тридцать, а может, и все тридцать), и там были осьминог, и роза, и голубые зигзаги молний, и все это переплетено, перемешано, ни хоть вот столько неразрисованной кожи.
– Вы хотите что-нибудь купить, – спросила женщина, – или просто так смотрите?
Шеветта испуганно сморгнула и потупилась.
– Нет, – услышала она свой голос, – я только вот никак не могу понять, что это за маленькие металлические штучки, которые в витрине.
На прилавке лежала большая книга, переплетенная в черную кожу с хромированными накладками. Женщина развернула ее к Шеветте, раскрыла на первой странице, где красовался странного вида член – здоровенный, с двумя маленькими стальными шариками по бокам клиновидной головки.
Шеветта хрюкнула от удивления.
– Амфаланг, – пояснила татуированная продавщица, – или амфитрахий, как называют его некоторые, имеет много разновидностей. Это – гантель, а это, – она перелистнула страницу, – шпора. Запонки. Кольцо. Грузила. А эта модель известна как «мутовка». Нержавеющая сталь, ниобий, белое золото пятьсот восемьдесят третьей пробы.
Она перекинула страницы назад, и перед Шеветтой снова возник тот, самый первый болт.
Фокусы, подумала Шеветта. Нарисовать любое можно.
– Так больно же будет, – сказала она вслух.
– Не так больно, как тебе кажется, – прогудел низкий бархатистый голос, – а потом как привыкнешь, так чистый кайф.
На черном-черном, как черное дерево, лице парня сверкала широкая, в тридцать два ослепительно-белых зуба, улыбка, под подбородком болталась нанопористая маска, – вот так и произошло первое знакомство Шеветты с Сэмьюэлом Саладином Дюпре.
Двумя днями позднее она увидела его на Юнион-сквер, в компании велосипедных курьеров. Она давно уже пялилась на этих ребят. Одежда и прически – как ни у кого кроме, а главное – велосипеды со светящимися колесами и рулями, загнутыми вверх и вперед, как скорпионьи хвосты. А еще шлемы со встроенными рациями. Они либо неслись куда-то во весь опор, либо вот так вот, как сейчас, мирно тусовались – чесали себе языками да пили кофе.
Сэм стоял вместе со всеми, скинув ноги с педалей на землю, и ел верхнюю половинку бутерброда. Розовая в черную крапинку рама гудела низкой, почти одни басы, музыкой, длинные черные пальцы левой руки безостановочно плясали по рулю, отбивая такт. Шеветта подошла поближе, чтобы присмотреться к велосипеду. Переключение скоростей, тормоза, все такое хитрое и, ну, красивое, что чистый отпад.
– В пуп и в гроб, – несколько гнусаво провозгласил Сэм, его рот был забит бутербродом. – В пуп и в гроб мой амфи… мой амфитрахий. Ам-фал-л-ланг.
