с бедствиями, например голодом; там, где семьи велики и жизнь требует взаимовыручки и др.
За последние полстолетия индивидуализм Запада стал еще более сильным. Родители все чаще поощряют в детях независимость и самостоятельность и менее всего озабочены их послушанием. Стиль одежды, манера держаться стали более разнообразными, личная свобода возросла, а общие ценности исчезли. Усиление индивидуализма сопровождается не только учащением депрессии, но и нарастанием других признаков социального разобщения. Например, с начала 60-х гг. в США:
– количество разводов возросло в 2 раза;
– количество самоубийств подростков возросло в 3 раза;
– количество заявлений об изнасиловании увеличилось в 4 раза;
– количество сообщений о дурном обращении с детьми возросло в 5 раз;
– число детей, рожденных в неполной семье, выросло в 6 раз, равно как и число преступлений, связанных с насилием среди молодежи.
Понятно, что перечисленные тенденции вызваны множеством причин, сам по себе факт корреляции между ростом индивидуализма и снижением социального благополучия не доказывает наличия причинной связи между этими явлениями и непосредственного воздействия друг на друга.
Коммунитариантская модель сегодня предполагает нечто среднее между индивидуализмом Запада и коллективизмом Востока, между эгоистической независимостью, традиционно понимаемой как мужская роль, и заботливостью, традиционно соотносимой с ролью женщины; между защитой индивидуальных прав и общественным благополучием. Коммунитариантскую смесь индивидуализма и коллективизма уже сегодня можно обнаружить в некоторых западных культурах: в попытках Великобритании усилить стимулирование отдельных членов общества в условиях экономики свободного рынка при одновременном ущемлении индивидуальных прав владельцев оружия; в американских усилиях поощрять «новый завет» взаимной ответственности граждан и правительства, устанавливающий баланс между тем, что общество дает индивиду (финансирование народного образования), и тем, что индивид возвращает обществу, работая на общественных началах.[60]
Культурное многообразие покоится на сохранении культурной идентичности. Временные, пространственные границы культурной идентичности, конечно же, меняются, однако совершенно невозможно прогнозировать какие бы то ни было серьезные, даже эволюционные, изменения. Наиболее характерным примером в этом случае можно считать удивительную гибкость, устойчивость субкультур. Вместе с тем ученые говорят о процессах аккультурации – взаимовлияния культур, в ходе которого одна социальная система воспринимает свойства другой социальной системы. В результате формируется некая «одинаковость» обеих культур. На практике аккультурация означает медленную ассимиляцию культуры меньшинства с титульной (господствующей) культурой.[61]
