не подал.
– Подонок этот сучий, – громко объявил опричник громовым басом своим, – руку поднял на слугу государева! Да с тем и измену уготавливал! В цепях держать выблядка поганого!
Мужчина вновь со всею злобой пнул изменника, да тот лежал на холодном снегу, точно чувства давно покинули его.
Резкие удары кожаного хлыста разрезали горячую плоть. Свист разлетался от каждого взмаха кнута и летел гулким эхом под низкими мрачными сводами подвала.
Стены будто бы дышали, когда на их камнях дрожало пламя от редких факелов. Мальчик стоял в стороне, силясь вжаться в стену. Ребёнок глядел, как фигура молодого опричника вновь и вновь обрушивает град ударов на искривлённое в колодках тело. В полумраке всё обратилось кромешной мешаниной дьявольских видений и отблесков пламени со стены.
Опричник обернулся на мальчика, складывая пополам хлыст в руках. Кровь капала с плети на каменный пол. Фёдор кинул плеть мальчику. Ребёнок, оцепеневший от ужаса, не словил брошенного ему орудия и поднял хлыст уже с пола. Тем временем Басманов встал на одно колено и схватил за волосы узника. Мальчонка, стоявший всё то время в стороне, не слышал, какие слова произносил Фёдор твёрдым шёпотом, точно вбивал их заключённому.
Ребёнок боялся пошевелиться. Он сам не заметил, с какою силой сжимал в своих руках хлыст. Кровь, чёрная и густая, быстро стала липнуть к рукам.
Опричник медленно поднялся с земли и взмахнул головою, стряхивая волосы со своего лица. Он перевёл взгляд на мальчишку и подозвал холопа жестом. Ребятёнку понадобилась пара мгновений, чтобы пробудиться от того морока, который сковал его. Выйдя из оцепенения, он приблизился к опричнику. Фёдор тяжело дышал, но стоило мальчику сделать несколько робких шагов, он мгновенно перевёл дыхание. Опричник присел на корточки, встретившись с мальчиком взглядом.
– Неужто страшит тебя эта кровь? – спросил Фёдор, подняв свои руки.
Холоп сглотнул да часто закивал, пряча взгляд в каменный пол.
– Жаль, что не страшился ты врать мне, мелкий ты сучёныш, – с каким-то тихим сожалением вздохнул Басманов. – И какой же дьявол надоумил тебя выдаваться посланником самого государя?
Мальчик тотчас же поднял глаза – они блестели, точно были гладким стеклом. Взгляд преисполнился страшного смятения и ужаса. Рот мальчонки вздрагивал, точно вот-вот готов был разразиться плачем.
– Ты, верно, смекнул уже, отчего велел я тебе пойти со мною, несмышлёныш? – спросил Фёдор, заглядывая в глаза мальчика.
В голосе опричника звучал лёгкий укор, точно в речи той хранилось некое сожаление, некое утешение.
– Помилуйте, боярин! – шмыгнул носом мальчишка. – То пригрозили мне да мамке моей!
– И то припугнуло тебя боле, чем я? – усмехнулся Фёдор, через плечо поглядев на узника.
Фигура, искривлённая и замученная в колодках, едва сохраняла человеческий облик, особенно утопая в кромешном
