своего папочку. Потому что он был добрым и справедливым. И жестоким, когда в этом возникала необходимость. Мог порвать любого, кто рискнул встать у него на пути. Добро должно быть с кулаками, были его убеждения. А жестокость может быть высшим проявлением милосердия. Но оно дано не каждому. У людей больше жалости. В первую очередь к самому себе. Из-за эгоизма и себялюбия. Не так просто по каплям выдавить из себя волосатого примата. Человек слаб и лицемерен.
Вечером у Айгерим Муратовны состоялся жёсткий задушевный разговор с мятежной дочерью.
– Что ты нашла в этом "Гэтсби", доченька, – доброжелательным тоном с металом в голосе, заговорила она. – Обычный деревенский парень, торгаш, ничем ни примечательный. Необразован, речь корявая, хотя заметен недюжий природный ум и высокая чувствительность к восприятию. Я видела, как жадно и неприлично ты на него смотрела. Мне было стыдно за тебя, милая.
– Мама, спасибо тебе, что ты одарила его именем героя романа Фицджеральда. Но это моя жизнь и Габит мне интересен. Более того, я чувствую, что он самородок, алмаз, который после огранки засверкает всеми лучами бриллианта.
– Мне кажется, ты его идеализируешь. Переоцениваешь и многое на себя берёшь. Общаясь с ним, ты можешь огрубеть, стать вульгарной и потерять свою изюминку. Я столько вложила бессонных ночей и материнской любви, и мне не хочется, чтобы какой-то случайный попутчик в поезде увёл тебя у меня. Ты у меня единственное дитё, не забывай этого, Даяна.
– За мой "киш-миш" не переживай, мама, не огрубею. Я уже взрослая девочка и знаю, как и почему это происходит. Это из-за разочарования в жизни и потери веры в людей. После этого мы становимся разочарованными циниками, иногда параноиками. А у меня обе позиции на месте, так что пошлость и вульгарность мне грозит. Не тревожься попусту, мамуля.
Айгерим с детства знала бунтарский дух своего ребёнка и знала, что лобовой атакой её бастион своенравия не одолеть. Если что-нибудь забьёт себе в голову, то убеждение становятся железобетонными. Она решила изменить тактику, по-другому выстроить разговор.
– Пойдём доча, хлопнем чайку. Её прислала моя подруга, Гульнара. Ты её знаешь, мы с ней когда-то учились в Златоглавой. Она знает толк в этом напитке.
Слово "хлопнем" с маминых уст прозвучало как-то топорно и неуместно, резанул слух, но Даяна помнила, что это словце часто употреблял её отец. В душе она заулыбалась и расслабилась. Вспомнила моршинистое лицо своего бати, который с любовью смотрел на неё, когда предлагал что-нибудь "хлопнуть". Например, ей мороженого, а ему кегу крафтового пива.
Айгерим Муратовна была тонкий психолог – манипулятор. Она всегда следила за правильной речью, излагала мысли кратко и чётко, но это слово она употребила намеренно, с умыслом. Знала, как дочь любит отца, и одной только фразой добилась нужного ей эмоционального состояния у неё.
– Ты помнишь
