style="font-size:15px;"> – Саюри.
– А настоящее имя как? – смеюсь, – ладно, не называй…
– А… а вы нас когда отсюда выпустите?
– И ты у меня спрашиваешь? Будь моя воля, так хоть сейчас.
– А… а чья воля?
Фыркаем. Знакомая история, те, кто недавно сюда попали, вот так вот и бегают, и спрашивают, а когда нас отсюда выпустят, а кому жаловаться, а во-о-он той стенке жалуйтесь, может, выслушает…
– А вы как сюда попали? – спрашиваю.
– Мы… мы не нарочно.
– Мы не хотели…
– Еще бы вы попасть сюда хотели… Я спрашиваю, попали как?
– Не… не помню…
– А ты?
– Не…
– Ты?
– Это… меня машина сбила.
Вздрагиваем. Вот черт, первый человек, который что-то помнит, хоть что-то…
– Машина сбила… и?
– И… – девчонка мотает головой, она так свое имя и не назвала, какая-нибудь Рейнбо Дэш или Маюми-Киимоното-Недошито, – не… не помню.
Сбила машина, сбила машина… пытаемся понять, что это может значить. На загробный мир что-то не похоже, да что значит, не похоже, можно подумать, кто-то знает, как должен выглядеть загробный мир…
– Не помнишь? – Макс наклоняется к девчонке, у той губы дрожат, только не разревись, мы сами тут все скоро разревемся, – ну… повспоминай потом… это важно, очень важно…
Спохватываемся, что так ничего и не успели взять из зала с едой, вот что значит, мозгов нет. У кого мозгов нет, тот здесь не выживает, мы это давно поняли, с ранних лет, когда еще ревели в пустых комнатах, звали маму, а на экранах высвечивалось – сколько будет два плюс два умножить на два, и кто писал шесть, тот проходил в комнату, где стояли тарелки с едой, а кто писал восемь, тот уходил в другую комнату, откуда не возвращался больше никогда.
– А… а кормить когда будут? – спрашивает Саюри.
Фыркаем. Сами так когда-то спрашивали.
– Как только, так сразу, вон, в колокольчик позвони, тебе омаров в белом вине принесут.
– Где… колокольчик?
Парни хохочут, хороши ржать, забыли уже, как сами маленькие были, по ночам всхлипывали, к маа-а-аме хочу-у-у!
– А вот… на двери задачка, решим, значит, дальше пойдем, в соседнюю комнату, а там еда, – показываю на экран.
– От-ку-да-ро-дом… ав-стра-ло-пи-тек…
Чуть не фыркаю, вот, блин, девке лет тринадцать, читает по складам, я в ее годы… ладно, не судите, да не судимы будете. Откуда фраза? Надо вспомнить, а то еще вопрос попадется.
Австралопитек… Питек, питек, обезьяна, это что-то из теории эволюции, разбитые черепа таращат глазницы, Дарвин почесывает бороду, ученые до хрипоты спорят, к какому виду отнести только что найденные останки, это еще обезьяна, или уже человек…
– Из Австралии, – выдает Саюри.
Хочу согласиться, тут же спохватываюсь, маячит перед глазами картинка из учебника, расселение человека по планете, и
