значит, убийство Сары Кетчум может быть связано с исчезновением Мэгги и это не просто совпадение. Если я займусь делом Авы и помогу оправдать ее брата, это может помочь мне достичь собственной цели. Понять, кто забрал у нас Мэгги. Понять, что на самом деле случилось с Сарой.
Вернувшись в комнату, медленно привыкаю к полумраку. Все вокруг как в тумане, после залитой солнцем улицы перед глазами танцуют тени. Выхожу в коридор и смотрю на всегда закрытую дверь в комнату Мэгги. В моей спальне, расположенной напротив, нет ничего, кроме кровати, комода, где осталась кое-какая старая одежда, и стола у окна. Но в комнате Мэгги до сих пор хранится все, что когда-то ей принадлежало. Там все еще полно вещей, из которых состояла ее жизнь. Там скрыты все ее тайны. Поэтому я захожу. Знаю, что маме это не нравится, но я хожу туда всякий раз, как приезжаю домой, делаю это и сейчас. Маме не нравится, даже когда Карла вытирает там пыль. Однако у меня на эту комнату прав столько же, сколько у мамы, поэтому последние десять лет я методично изучала личные вещи Мэгги. Снова и снова перебирала все, что там лежит, пока мой разум не превратился в карту ее личного пространства, каталог всего, что она покупала, коллекционировала или подбирала.
Сидя на кровати, смотрю на подвесную скульптуру из полированных ракушек, висящую над окном. На фотографии, заткнутые за раму зеркала над туалетным столиком. На заляпанный краской мольберт, источник такого беспорядка, что мать настаивала, чтобы она рисовала только на балконе. На пейзажи, прикрепленные к дверцам гардероба, этюды нашего двора летом, осенью и даже зимой, когда Мэгги сидела на улице в митенках, греясь у электрического обогревателя, который поставил для нее папа. Сначала я замечаю это на зимнем этюде, среди оголенных деревьев. Но потом, поднявшись с кровати и вглядевшись в осенний, весенний, летний пейзажи, понимаю, что оно все еще там. Этот кусочек синевы гонит меня на балкон. Прищурившись, смотрю на горизонт. Отсюда зазор в деревьях немного сдвинулся, открывая вид на фрагмент того голубого дома. Окно второго этажа. Это номер сорок шесть ноль три по Гэлли-роуд, дом Сары Кетчум. Пульс резко отдается у меня в руках, корень языка будто пульсирует. Если Сара Кетчум когда-нибудь стояла у того окна в детстве, она, возможно, видела, как Мэгги рисует на балконе. Или – я едва позволяю себе представить такое – кто-то, кто жил в любом из домов поблизости, мог видеть Мэгги, мог знать об обеих девушках. Мог наблюдать за ними. Ждать подходящего момента, чтобы напасть.
– Что ты делаешь?
Обернувшись, вижу стоящую в дверях маму. Ей около шестидесяти, но выглядит она на сорок пять, потому что у нее превосходный стилист и она старается не бывать на солнце. А еще она начала делать контурную пластику, хотя всегда соблюдает меру в инъекциях. То, что она прислонилась к дверному косяку, означает, что она выпила как минимум один бокал. Эта женщина умеет пить, но в ее теле заметна расслабленность, которая обычно появляется после одного-двух бокалов алкоголя.
– Да
