страха, и уже не остановишься, а будешь инстинктивно лететь стрелой.
На спуске с горки от состояния крайней безнадёжности у Кнопки подкосились ноги, и, отпустив коляску, она упала коленом на асфальт.
– Нет, нет! – закричала Катя. – Остановись, пожалуйста!
Но коляска катилась всё быстрее. Тогда Кнопка, пересилив боль от кровоточащей раны, ринулась за ней. В конце концов коляска остановилась. Теперь-то Саша не орал, а лежал не шевелясь и словно не дыша: он был жутко напуган.
Как бы грустно ни звучало, но это было ещё не всё, чему предстояло случиться.
Внезапно дно коляски шлёпнулось на землю и на улице снова раздался душераздирающий крик.
– Мама, о мамочка! – зарыдала девочка.
Подняв кроху на руки, она не знала, что делать дальше. Из его пробитой головы стекала кровь на лицо. Вокруг не было ни души. Крепко прижав к себе братика, она устремилась к дому, оставив сломанную коляску.
Подбегая к дому, Катя увидела нервно мечущуюся мать и старших сестёр, которые, по всей видимости, только сейчас заметили пропажу детей и всячески пытались их найти.
– Мамочка, прости! – со слезами на глазах сказала Кнопка и трясущимися руками передала ей окровавленный комочек.
Лицо матери побелело, глаза жутко расширились. Она выглядела насмерть перепуганной.
Ничего не сказав, женщина опрометью поспешила в жилище, чтобы как можно быстрее оказать первую медицинскую помощь бедному ангелочку до приезда врача.
Девочки разрыдались.
– Как ты могла так поступить? – возмущённо спросила Вера.
Но Катя ничего не могла ответить. Она лишь тихо вздохнула и низко опустила голову. Сёстры удалились, оставив её одну.
Катя не решилась войти в дом и поэтому укрылась в неприметном уголке сада за многоствольным кустарником ирги. Сюда она приходила часто, сидела подолгу. Это было её тайное место. Конечно, мама и папа о нём знали, но никогда не нарушали её уединения.
Здесь она превращалась в романтичную фантазёрку, придумывала приключенческие истории, где была принцессой не какого-нибудь захудалого королевства, а целой планеты, отзывчивым крокодилом Геной, коварной старушкой Шапокляк и всеми теми, кого только могла вообразить. И, надо сказать, получалось у неё довольно неплохо. Но сейчас она чувствовала вину, и ей совершенно не хотелось развлекаться.
– Если что-то плохое произойдёт с братиком, это будет только из-за меня. А ведь всё могло бы быть иначе, будь я послушнее. Мама не раз говорила, что нельзя отходить от дома без разрешения. Ах, как жаль, что я такая беспечная! Бедный, бедный Саша!
Она так искренне раскаивалась, что в её голове возник стих:
Прости… прости… прошу прощенья,
Так совесть мучает меня,
И слёзы льются сожаленья…
И стыдно от самой себя!
Благодаря сильному душевному потрясению у Кнопки открылся поэтический
