жизнь свидетельствует о том, что новые тверские поэты, например авторы сборника «Стихограф», оказываются таковыми в кругу себе подобных. Впрочем, пресса и критика, «а ля» Ксения Чемоданова и Глеб Чистяков, делает свое дело. Говорит преимущественно о жизни человека в кругу «тусовки», на так называемых «поэтических оргиях», и превращает его в ПОЭТА для местной и не только публики, мало знакомой с его, мягко говоря, скромными поэтическими опытами. Все больше и больше «поэтов» и «поэтесс» без всякой зависимости от возраста и профессиональной принадлежности собираются вместе и называют друг друга таковыми. Так рождается естественная литературная жизнь, из которой выйдут в большую литературу маленькие тверские гении, уверенности которых, может позавидовать и Гумилев, явившейся однажды еще неизвестным поэтом к Мережковским, заявив о своей гениальности. Недавно и я вел беседу с юным писателем из тверской глубинки, о котором уже сообщает и говорит столичная критика. «Напечатайте мои стихи, – убеждал он меня, – неужели вы не понимаете, что я безумно талантлив и скоро стану великим поэтом, как Иосиф Бродский, получу Нобелевскую премию, вспомню о вас в своих мемуарах».
Впрочем, здесь – оторвемся ненадолго от темы нашего эссе – возникает и вопрос о том, чем занимаются сейчас «известные» тверские писатели, члены союзов и кем они продолжаются… Поколение учеников Александра Гевелинга закончилось где-то на Галине Киселевой, дальше началось поколение учеников Евгения Сигарева и его группы «Рассветная звонница». Их литературный статус – ученики мастера… Но не проще ли и каждому из них соскользнуть в мнимый литературный мир «поэтических оргий» и назваться поэтами? Степень соблазна велика, – не только жизненного, но и художественного. Интересно и просто начать литературную карьеру с образа (имиджа) писателя в жизни. А почему бы и нет, ежели и иной художественный текст обязан рождением двум словам гипнотически привлекательного заголовка.
…Вернемся к тверским критикам. Их не так много, но суть не в персоналиях. Она – в возможности и желании спокойно, может быть, даже хладнокровно пройти мимо, точнее – пройти рядом с точкой зрения, противоположной твоим оценкам и представлениям, пройти без гримас и плевков в сторону оппонента. Возможно ли это в Твери, в провинции? Или всякое – объективное и субъективное, блистательное и посредственное – некомплиментарное критическое слово всегда покажется здесь, в Твери, ущемленному авторскому самолюбию ничем иным, кроме как «бумагомараньем», «собачьим лаем», «пасквилем», «некомпетентностью», «злобными измышлениями», «недобросовестностью» и так далее (привожу здесь лично знакомый мне терминологический аппарат Г. Кизеля, А. Бойникова, А. Гевелинга).
Почти десятилетие тверская литература существовала в замкнутых границах. Провинциальный писатель был заточен в каземате собственного кабинета, книги, наконец, своего художества – своих образов. Он и раньше читал рецензии о себе, написанные по партийному ранжиру,
