нем новый огонь…
Зазвонил мобильный телефон, и Микаэль на мгновение обрадовался. Независимо от того, Эрика это или Пернилла, он чувствовал готовность быть приветливым и действительно слушать их. Но нет, номер не высветился, и Микаэль ответил уклончиво.
– Это Микаэль Блумквист? – спросил молодой голос.
– Да.
– У тебя найдется время поговорить?
– Если ты представишься, возможно, найдется.
– Меня зовут Линус Брандель.
– О’кей, Линус, что тебе надо?
– У меня есть для тебя материал.
– Выкладывай!
– Расскажу, если дойдешь до паба «Бишопс Армс» на противоположной стороне улицы и встретишься со мной.
Микаэль рассердился – мало того, что говорит командным тоном, так еще заявился в его собственный квартал.
– Думаю, сойдет и по телефону.
– Такое не следует обсуждать по открытой линии.
– Линус, почему разговор с тобой нагоняет на меня тоску?
– Возможно, у тебя был плохой день.
– День действительно был плохой, так что тебе очко.
– Вот видишь… Спускайся в паб, я угощу тебя пивом и расскажу нечто очень увлекательное.
Больше всего Микаэлю хотелось прошипеть: «Прекрати указывать мне, что делать!» Тем не менее, сам не понимая почему или, возможно, просто из-за отсутствия более разумного занятия, чем размышления над будущим, он сказал:
– За свое пиво я плачу сам… Ладно, приду.
– Мудро.
– Но, Линус…
– Да?
– Если начнешь грузить меня множеством диких теорий заговоров о том, что Элвис жив и что тебе известно, кто застрелил Улофа Пальме, а не перейдешь прямо к делу, я сразу уйду домой.
– Fair enough[10], – ответил Линус Брандель.
Глава 3
20 ноября
Ханна Бальдер стояла на кухне, в квартире на Торсгатан, и курила сигарету «Кэмел» без фильтра. На ней был голубой халат и стоптанные серые тапки, и, невзирая на прекрасные густые волосы и еще сохранившуюся красоту, выглядела она измученной. Губа у нее опухла, а обильный слой тона вокруг глаз имел не только эстетическую цель. Ханне Бальдер опять крепко досталось.
Доставалось ей часто. Было бы, конечно, неправдой сказать, что она с этим свыклась. К побоям такого рода не привыкают. Но они стали частью ее жизни, и она уже почти не помнила того, каким веселым человеком была когда-то. Страх сделался теперь неотъемлемой частью ее личности, и с некоторых пор Ханна курила по шестьдесят сигарет в день и принимала успокоительные таблетки.
В гостиной выкрикивал ругательства Лассе Вестман, что не слишком удивляло Ханну. Она уже давно поняла, что он пожалел о щедром жесте по отношению к Франсу. Собственно говоря, это было
Ладно (
