– духовность военная, ибо это духовность служения, бескорыстного служения славе Божией, служения, добровольно принятого на себя из любви, служения героического вплоть до полного отречения от самого себя. Она военная также и в другом, не менее высоком, смысле – как духовность служения вере, вдохновенного и обдуманного, смелого и разумного, мужественного и искусного. Если мы возьмем в качестве типичного носителя военного духа не старшину или командира взвода, а великого военачальника, то убедимся: чтобы быть на высоте положения, он должен в высшей степени сочетать в себе и пламя воодушевления, и крепкую, сильную волю. Без них он будет не руководителем, подлинным вождем людей, но простым начальником штаба. И в то же время он должен обладать глубокими познаниями, ясным и точным умом. Они помогут ему распознать как бы чутьем ту стратегическую точку на поле боя, на которую нужно бросить все силы, и точно рассчитать свои возможности, верное соотношение жертв, которых потребует операция, и реальной пользы ее успеха для окончательной цели – победы. С этой точки зрения Игнатий также обладает качествами вождя, и вождя величайшего, и духовность его – одновременно духовность великого руководителя и несравненного стратега.
Воодушевление и разум в служении
Попробуем наконец определить более позитивно те черты, которые, как мне кажется, характеризуют эту духовность наиболее глубоко, найти главный источник ее плодотворности, как и плодотворности Упражнений, наиболее индивидуального и характерного ее выражения. Источник этот следует искать в единстве следующих двух аспектов служения Богу: мощной благодатной логики и страстной любви ко Христу. В единстве сильного рассудка, который в «Начале и основании» устремляется прямо к решающей точке всей благодатной жизни, и вдохновенной верности несравненному Вождю, Иисусу, побуждающему людей принимать вслед за Ним нищету и бесчестье, дабы вместе с Ним завоевывать мир для служения Отцу и во славу Отца. Вот почему, как мне кажется, все самые верные толкователи мысли святого в поисках самой ее сути приходят к размышлению о трех степенях смирения, а именно о той, третьей, степени смирения, которая включает в себя вместе со второй всеобъемлющую благодатную логику «Начала и основания», преодолевает ее благодаря чутью любви ко Христу и возвышает душу до полного участия в вершине искупительной жизни, в нищете и бесчестье Креста.
В той или иной форме все биографы св. Игнатия обращают внимание, – особенно когда говорят о последних годах его жизни, годах правления Обществом в Риме, в маленькой комнатке Джезу – на странное сочетание в нем следующих двух вещей: долгих созерцаний мистика, погруженного в Бога, замирающего во время мессы от удушающих слёз любви, живущего непрестанно в почти непосредственной близости к божественным Лицам, сосредоточивающегося, чтобы получить от них вдохновение, прежде чем принять какое-либо решение, – и ясного разума
