жизни, которая является испытанием. Впрочем, чтобы убедиться в этой разности перспективы, нужно только параллельно прочесть, например, несколько страниц св. Игнатия и несколько страниц св. Иоанна Креста: за одинаково сильными словами равно глубокой любви к Богу, равного самоотречения мы тут же ощутим различие основополагающей, все направляющей мысли. Нужно ли задаваться вопросом, которая из двух идей, идея единения или идея служения, является более традиционной, более евангельской, более совершенной, чем другая? Разумеется, нет: это разные послания, равно угодные Богу и сообщенные Им двум великим святым для их современников в XVI в. и для всех будущих поколений Церкви.
Впрочем, духовность служения Богу не была ни в коей мере явлением новым: и прежде имел место выдающийся пример такой духовности. Разве сам св. Бенедикт не определил ту жизнь, которую описал в своем Правиле, как «школу служения Богу», schola divini servitii? И в самом деле, не только совершение превосходнейшего opus Dei, литургической службы, но и вся жизнь монаха подчинена этой мысли о служении Божественному Владыке. Но и тут есть одно различие: у св. Бенедикта речь идет прежде всего, если можно так выразиться, о «домашнем служении» Богу, Отцу семьи, Которому бдительно прислуживают Его рабы, чествуя Его в Его доме с почтительной любовью… У св. Игнатия это, скорее, служение в чистом поле и даже в пути, в далеком странствии по поручению господина. Апостольское служение, которое для бенедиктинцев навсегда останется возможным продолжением служения внутреннего, у иезуитов станет, напротив, служением, подчиняющим себе всю их организацию и не менее важным, чем личное служение Господину. Но несмотря на значительные различия между этими двумя духовностями вследствие разности служения, единство глубинной точки зрения породило в них некоторые подобия, которые сразу бросаются в глаза, как только мы выходим за пределы их поверхностных и чисто внешних особенностей.
Возможно, несколько труднее было бы найти до св. Игнатия духовное учение, столь же глубоко сосредоточенное на исполнении воли Божией, на действенной покорности этой воле. В древности, как и в Средние века, существовали пространные комментарии к словам fiat voluntas tua («да будет воля Твоя») из молитвы «Отче наш», изучались и обсуждались различия между voluntas beneplaciti и voluntas signi, обдумывалась и проповедовалась сыновняя покорность водительству промысла Божия. Предаваясь этому водительству, некоторые даже переходили разумные пределы, и во времена Игнатия испанской Инквизиции приходилось иметь дело с dejados, теми, кто предавался ему вплоть до бездействия… Но мне представляется, что никто из великих духовных авторов, живших и творивших до Игнатия, не подчеркивал так сильно, как он, эту преданность воле Божией, прежде всего теми богоугодными действиями, которых требует от нас служение Богу, соединяя в сердцевине духовной жизни эти две идеи – идею служения Богу и покорности воле Божией.
Служение, исполнение воли Божией, со Христом-вождем,
