смятение духа. Напряжение, испытываемое ею, росло с каждой секундой. Она больше не могла справляться с нараставшими эмоциями призрака, что походили на темный смерч. Кровь хлынула из ее горла, а слезы окрасились в алый цвет. Колени подкосились, и сознание окутала беспросветная тьма…
***
Разве можно было не влюбиться в лес, где природа нашептывала на ухо свои древние секреты, бережно передаваемые из поколения в поколение? Все здесь дышало каким-то потусторонним покоем, и в то же время это было так же естественно, как вид бирюзовой хвои еловых лап, вившегося по могучим стволам изумрудного моха, бурой зелени устилавшего землю ковра. Люди рождались, страдали, завоевывали друг друга и целые государства и умирали. Мало кто из них достигал состояния, которое могло вытолкнуть сознание из этого разрозненного гигантского пазла, который никому никогда не собрать. Мало кто слышал и понимал, о чем поет северный ветер. О чем в лиловых сумерках осеннего заката перешептываются прошитые золотыми нитями листья. О чем кричат взвивающиеся в пепельное небо стаи черных птиц, что стремятся оставить подступающий холод позади.
Чтобы услышать и понять, нужно иметь мужество. Нужно отрешиться от всей своей беспорядочной жизни, от своего переполненного тщеславием и нелепыми амбициями сердца, от изнывающей в вечной тоске души. Это невозможно, а значит, очень трудно. Настолько трудно, что в одиночку не справиться. Поэтому у всех великих был учитель, который помог им соединить свое сознание с волей Вселенной. А лес – это микровселенная во Вселенной, ее пульсирующее зелеными венами сердце. В шуме ветра и пении птиц мы можем услышать его мощное биение. Оно настолько громко, что его слышат все лесные жители, но не человек, если он не был избран.
Никогда раньше Эль не размышляла о таких премудростях. Раньше у нее не было учителя, а теперь все изменилось. Ей оказали честь, как она думала, вовсе незаслуженную. Ведь она не принадлежала к какому-нибудь древнему клану могущественных ведьм, ведущему свой род еще с тех времен, когда некому было их преследовать. Ни в одном поколении ее семья не имела ничего общего с магией. Как бы она ни любила родных, Эль знала, что эти люди никогда ее не поймут, никогда не разделят с ней радость постижения истины. Эль подозревала, что она подкидыш, потому что не находила сходства между собой и своими родителями ни во внешности, ни в суждениях.
Так кто же она? Быть может, мысль о древнем ведьмовском роде не такая уж нелепая? Тогда это многое бы объяснило. Но в глубине души она знала, что это самообман. Это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. Нет, в ее рождении таился какой-то страшный секрет, какое-то мрачное проклятие, которое, как она обязана разгадать. Узнав, кто она такая, она обретет саму себя. Пока что она и не помышляла о свободе, и податливое сердце жадно впитывало разъедавший его рябиновый сироп. Но бывали минуты, когда, прислонившись к стволу дерева, она сидела на золоченом ковре, сотканном осенью, и, вглядываясь
