дерьмо творится.
Вблизи было хуже.
Вблизи Гвенна слышала треск пламени, гневные, испуганные вопли и крики боли. Жители Крючка суматошливо носились взад-вперед в усилии потушить пожар, но проку было мало, зато много было визга и угроз. Вынырнув из узкого переулка в неохваченной огнем части города, Гвенна еще издали ощутила лицом жар горячего полуденного солнца.
На нее никто и не оглянулся. Ни на нее, ни на Анник, ни на Талала. Оно и понятно – кому интересна пара незнакомцев, когда полгорода в огне. Неумелая попытка скрыться только привлекает внимание, и потому Гвенна со своим крылом открыто и целеустремленно зашагали по улицам, будто, как все прочие, знали, куда спешат. Главное в этом деле – не останавливаться. Двигаться и вслушиваться, выхватывая из шума полезные сведения.
К сожалению, шума было в избытке, а вот полезных сведений недоставало. Никто, как видно, не сомневался, что город подожгли нарочно. И что западная окраина горит, а на восточной сравнительно безопасно. Несколько безмозглых сорвиголов, охочих до ничейных сокровищ, решились пограбить горящие улицы. Идиоты. Гвенна и по звуку – жадному нарастающему реву – могла сказать, что никто оттуда живым не выйдет, но она не для того пересекла Железное море, одолев последние десятки миль вплавь, чтобы грозить пальчиком мародерам.
В нескольких кварталах от них шум вдруг усилился: крики, вопли, что-то вроде хорового пения, потом страшный взрыв и относительная тишина.
– «Фитиль» рванул, – определила Гвенна.
Анник указала рукой:
– На севере. У причалов.
Она переключилась на кеттральский язык жестов, пальцами показала: «Сходим?»
Гвенна оглянулась на Талала и кивнула:
– В доки. С трех сторон. Анник – запад, Талалу – восток. Сбор на хребте над пляжем.
Невдалеке – может, в сотне шагов – здания расступались, открывая выход на широкую рыночную площадь перед причалами. С улицы Гвенне видна была вся гавань – западный берег пылал, восточный освещался только редкими фонарями да лампами в окнах. На площади, похоже, собралось все население Крючка: там теснились добрых две тысячи человек, чумазых, закопченных, потных, в отсветах пожара. Горело на западе, но все смотрели на север, на бухту.
На среднем причале порта сидел, запустив когти в подгнившие доски, кеттрал: огромный, молчаливый, с отблескивающими льдом черными глазами. Гвенна почти год не видела птицы вблизи и минуту не могла отвести взгляд, застыв вместе с толпой на площади. В рассказах, ходивших по всему Аннуру, кеттралов изображали славными летающими конями, огромными клювастыми скакунами с крыльями.
«Вранье», – думала Гвенна, всматриваясь в птицу.
Кеттралов приучали терпеть на себе людей, но никакая выучка не скрывала древней и незыблемой истины: они не ездовые животные, а хищники.
Гвенна с трудом отвела глаза, заметив стоящих перед птицей пятерых человек. Все были в черной форме кеттрал, у всех из-за спины виднелись
