Через пятнадцать минут мы ее съели.
По пути домой слушаю «Огонь и воду». Эпизод про геологическое время. Геолог говорит быстро и за секунду успевает рассказать про миллионы лет. Эпоха птиц прошла, говорит он. Эпоха рептилий тоже. И эпоха цветущих растений. Наша эпоха называется голоцен. «Голоцен» значит «сейчас».
Первая конференция с Сильвией. Описать ее можно одной фразой: толпа ученых разглагольствует о коренных американцах. Среди ученых – ни одного коренного американца.
Племена индейцев считали регион шусвапов прекрасным и плодородным краем. Летом реки кишели лососем, а леса – дичью; зимой питались клубнями и корешками. Племена, обитавшие на этой территории, изобрели различные технологические инновации для освоения ресурсов. Много лет они беззаботно жили в этом краю. Но потом старейшины постановили, что мир стал слишком предсказуемым и в жизни племен совсем нет трудностей. А без трудностей жизнь не имеет смысла. Было решено, что раз в несколько лет деревню нужно перемещать на новое место. Все племя целиком переезжало в новую точку на территории шусвапов и начинало с нуля. Так жизнь снова обретала смысл. Приходилось заново узнавать, где водится лосось, прокладывать новые охотничьи тропы. Все племя преисполнялось новой волей к жизни.
Женщина, которая рассказывала о шусвапах, сама последовала их примеру. Долго жила в Сан-Франциско, а потом переехала в Портленд.
Я стала замечать в работе библиотеки некоторые закономерности и поделилась своими наблюдениями с начальницей. Та работает в библиотеке двадцать лет. Знает все обо всех. Почему именно сегодня сразу три человека зашли и попросили повесить на нашу доску объявления о разведении пчел? Лоррейн пожимает плечами. «Идеи витают в воздухе», – говорит она, а я думаю о листьях, что падают и скапливаются под ногами, но мы не замечаем.
Еще странное за сегодня: моя коллега носит в сумочке свои рентгеновские снимки. Она столкнулась с врачебной ошибкой. Исправить ничего нельзя, зато можно всем об этом рассказать.
Профессор, который всегда был лапочкой, – тот, которого сразу взяли на пожизненную должность, – раньше просто выпивал, а теперь вдруг стал настоящим пьяницей. На прошлой неделе он праздновал день рождения; с вечеринки его пришлось выносить и укладывать в такси. И водителю заплатили заранее, а то бы он не согласился его везти. И это не впервые, говорит Лоррейн. А скоро вечеринка у меня.
У меня есть особая книжная примета, связанная с днями рождения. Накануне я всегда проверяю, что писала об этом возрасте Вирджиния Вульф в своих дневниках. Как правило, это что-то вдохновляющее.
Но бывает и так:
Жизнь, как я повторяла лет с десяти, страшно интересна, а в сорок четыре ее ход убыстряется и все ощущается сильнее, чем в двадцать четыре; подобно тому, как река стремится к Ниагаре – моей новой метафоре смерти, – отчаяние нарастает; жизнь видится активной, позитивной, волнующей, как все вокруг, и кажется очень важным переживанием.
