тридцать триллионов, никакой жизни не хватит… Просто переводите внутренний взгляд, обращайте внимание на сердце, на легкие, скользите вдоль позвоночника… Следите за тем, как бежит кровь, как набухают гормонами железы… Привыкнете к этому «личному досмотру» – и никакая зараза вас не возьмет!
Часы в гостиной мерно шинковали время, нарезая секунды. Приглушенное щелканье маятника отдавалось в голове слабым эхом, всё четче совпадая с пульсом.
Вдо-о-ох… Вы-ыдо-ох…
Суббота, 8 октября. Вечер
Москва, улица Большая Марьинская
С утра Светлана Шевелёва разрывалась от желаний – ее тянуло, как и раньше, к упорному постижению наук, но в то же время хотелось, чтобы двери Первого медицинского скорее закрылись за спиной, выпуская на волю.
Мечта стать нейрохирургом не покидала девушку, это давно стало целью. Просто сегодня плохо училось – внимание сбивалось, а трудолюбивой натурой то и дело овладевала задумчивая рассеянность. Наверное, ее голову и сердце занимали вчерашние бдения…
О, разумеется, как будущий врач, Света прекрасно знала, что миокард не является вместилищем души, но так уж принято – и амурные переживания, и томление духа прописывать в сердце.
А вчера Шевелёва подводила итог своей недолгой жизни. Девятнадцать лет – не тот срок, когда люди задумываются о будущем. В этом возрасте о нем обычно мечтают. Или бегают на свидания, поскольку практическое влечение куда занятней теоретических измышлений.
Выходя со станции «Алексеевская», девушка бегло улыбнулась своим мыслям. Иногда, вот, как вчера, ее приводила в веселое изумление эволюция, по спирали которой она восходила после той ужасной травмы.
Насколько она была похожа с сестрой – не отличить! «Врушки-хохотушки», как мама говаривала. Маша такой и осталась, а вот она… Месяцы нескончаемого ужаса и душевной боли выпарили всю легкомысленность и веселость. Светланка с удивлением сравнивала себя с Мишей Гариным, и наблюдала сходство. Мишенька тоже серьезен, как она. Порой – «по-взрослому» печален. И Андрей, и Изя до сих пор горазды на шалости и озорство, а Миша – нет. Тут кроется какая-то тайна, вот только разгадать ее не просто.
Перейдя проспект Мира по гулкому переходу, Светлана зашагала «домой» – комната, которую она снимала у бабки-москвички, стоила именно такого статуса – в кавычках.
Дом – это дом. Не просто помещение, где ты спишь или зубришь латынь, а родное убежище. Собственная отдельная квартира… М-да. Пока это не цель даже, а так, сокровенное желание. Сначала она отучится, отработает по распределению, а уже потом…
«Потом тебе стукнет двадцать шесть или двадцать семь», – усмехнулась девушка, сворачивая на Большую Марьинскую.
Юрка, правда, клянется, что его обеспечат жильем. Вот только каким? И когда? Дадут комнатку в общежитии годика через три-четыре?
Шевелёва поморщилась – житейские раздумья отталкивали ее своим квасным мещанским оттенком. Дом – это важно, но что же теперь – живота не жалеть,
