Кроме того, главком предлагал не отказываться и от строительства в Красноводском и Балханском заливах. Такие пункты, по его мнению, не только бы защищали отечественную торговлю, но и противодействовали британской политике в туркменских степях и распространяли влияние «даже на значительное пространство от берега»[94]. В осуществление намеченных планов по распоряжению Оренбургского и Самарского генерал-губернатора было решено провести рекогносцировку на местности. Командовать сводным отрядом (150 чел. пехоты, 50 стрелков и артиллерийский расчет) поручили полковнику Дандевилю[95]. Две партии обследовали Карабугазский залив и одна – Красноводский. Связь с тылами обеспечивал пароход «Урал». Наличие корабля, кстати, дало экспедиции повод осмотреть о. Челекен, где были освобождены 32 пленных иранца, трудившихся на добыче нефти[96]. Примечательно, что отряду для мобильности были приданы 60 лошадей и 70 верблюдов, которые уже на первой ночевке угнали балхинские туркмены[97]. Чтобы не допустить увод в плен российских и иранских граждан, Начальник генерального штаба генерал-адъютант Д. А. Милютин приказал в дальнейшем специально держать близ о. Челекен военный крейсер[98]. В ноябре 1859 г. военный состав флота был расширен. По приказу Милютина наблюдение за туркменским берегом от Карабугаза до о. Огурчинский поручалось Бакинской морской станции, а от о. Огурчинский до Астрабада – Астрабадской станции, расположенной на о. Ашур-Аде. Все коммерческие суда, имеющие документы российских властей, допускались к туркменским берегам беспрепятственно[99].
Огромное значение для политических и коммерческих инициатив России в регионе имели реформы, проведенные правительством Александра II в 60–70-х гг. XIX в. Однако не следует переоценивать их одномоментное значение, как это делает А. X. Атаев, утверждая, что после отмены крепостного права «экономика царской России стала развиваться более интенсивно»[100]. Тем более, что автор сам себе противоречит, оперируя статистическими данными. Утверждая, с одной стороны, что рост вывоза хлопка-сырца из юго-восточного Ирана и Средней Азии за период 1861–1863 гг. увеличился со 152 тыс. пудов до 704 тыс. пудов, и объясняя это возросшими потребностями российской легкой промышленности, он констатирует закрытие хлопкопрядильных производств почти на 50 % в те же годы[101]. Потребуется не одно десятилетие, чтобы в России вырос и окреп торгово-промышленный класс «нового» типа, а освобожденное крестьянство сформирует рынок квалифицированной рабочей силы. Реформы действительно потрясли, а точнее, раскололи российское общество. Более справедливым выглядит утверждение известного общественного деятеля России Ю. Самарина: «На вершине законодательный зуд, в связи с невероятным и беспримерным отсутствием дарований; со стороны общества – дряблость, хроническая лень, отсутствие всякой инициативы…»
Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 500. Л. 182об-183.
Там же. Л. 219.
Там же. Л. 292, 309–314.
Там же. Л. 283.
Там же. Л. Зббоб.
Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 500. Л. 366–367.
Атаев X. А. Торгово-экономические связи Ирана с Россией в XVIII–XIX вв. М.: Наука, 1991. С. 139.
Там же. С. 140.
