ассоциации повсплывали.
На гребне холма, куда я забирался почти на четвереньках, цепляясь свободной рукой за бурьян, взвод выравнивал жидкую цепь.
Штабс-капитан Белов – на голову выше всех – наводил порядок на правом фланге.
Но и оттуда он наорал на меня:
– Штык примкните, штабс-капитан!
Пытаясь соображать разумно, я кинулся отделять закрепленный вдоль ствола (в походном положении) штык – длинный, сизый, зловеще граненый, в щербинах.
– Сука! Не хочет!
Кр-рак и штык вдруг оказался в руке! Выскочил из металлического хомутика. Следующим торопливым движением я насадил его трубкой на ствол. Получилось? Да, вроде не болтается, сидит крепко.
– Взво-од, в атаку! Огонь только по команде! – надсаживая горло до клёкота, кричал Белов.
Похоже, он не заметил моего непрофессионализма. От сердца у меня отлегло, и в очередной раз я убедился в том, какой я законченный даун. В нескольких минутах всего – бой, война, увечье или смерть даже, вечная память, могила, а я об эстетике движений тревожусь.
Я шагал в цепи, уставив штык вперёд. Правой рукой сжимал приклад, мылкий от мокрой ладони, а левой снизу держал цевьё. Плохо пригнанный мешок молотил по спине, кололся рассыпными патронами.
Только бы не сразу бегом скомандовали!
Луговина сделалась упругой и кочковатой. Пару раз я споткнулся. И оба раза удачно, на левую ногу. Это у меня примета добрая, проверенная временем, с начальной школы неподводившая! Господи!
Над нами по стремительным лекалам стрижи вычерчивали. Вечерняя охота. Или ласточки это?! Чем отличаются?!
Цепь двигалась с ощутимым усилием, прогнувшись в середине, как заведённый бредень. Наш взвод шел по мелководью, на правом фланге обогнав остальных.
Через несколько бойцов от меня нервничал Белов. То и дело оглядывался на растущую в середине роты килу.
– Что они там?
Впереди трудно приближался оазис зеленых насаждений и чёрно-жёлтые соломенные крыши хат.
Как бишь хутор штабс-капитан обозвал? Ворманки? Бандитское название, отъявленное. В переводе – вора имал. Подберут же на святой Руси ласковое имечко!
Стриж один порскнул у меня над головой, не выше чем в метре. И ещё один левее. Обоих я не успел разглядеть. А резкие такие оба, сверхзвуковые.
В отставшей мотне туго шедшего бредня вдруг кто-то пронзительно закричал. Я оглянулся туда. Двое офицеров, один нагнувшись, второй упав на колено, поднимали и переворачивали лицом вверх третьего.
– У-у-ум, – стонал он протяжно.
Темп движения стал затухать, цепь катилась по законам инерции. Я понял, какие это стрижи около меня пируэты выписывают, и нехорошо мне сделалось. Мерзко.
А вокруг стали залегать многие, хоронясь за кочками.
От соломой крытых крыш, перебивая редкие разрозненные хлопки, затрещала
