Очевидно, так называемому «поручику». Вслед за гимнастёркой Ястреб снял с себя нательную солдатскую рубаху и принялся полосовать её на ленты.
Не одеваясь, он вернулся в мой угол. Присел и притянул меня за плечи.
– Позвольте взглянуть, штабс-капитан!
Я повиновался, словно кукла тряпичная. Доверчиво припал щекой к его груди, услышал сильные толчки сердца. Ястреб тем временем обследовал бедную мою головушку.
Промокая тряпицей рану, он приговаривал:
– Спокойно, mon ami[7]. Спокойно.
Стиснув зубы, я стоически терпел, но когда он мне сделал невыносимо больно, заорал безобразным матом.
– Ну что вы? – упрекнул Ястреб. – Взрослый человек, офицер… Рана у вас неглубокая. Кровит сильно, но неглубокая…
У меня слабели конечности и тошнотно подмывало под ложечкой.
Я осязаемо чувствовал как теряю сознание, ухожу в ирреальность. В ослепительные сполохи на чернильно-чёрном фоне, в неправдоподобно близкую радугу.
Через какое-то время я вернулся оттуда. Я лежал в том же углу. Только голову мою теперь стягивала повязка.
То, что со мной приключилось, называется по-научному ОЧМТ – открытая черепно-мозговая травма. Последствия её непредсказуемы. На следующий день после такого удара по кумполу можно пить стаканами водку, плясать нижний брейк и прожить до ста лет. А можно, немедленно обратившись за квалифицированной медицинской помощью, залечь в стационар, подвергнуться оперативному вмешательству нейрохирургов и через недолгое время двинуть кони. Как говорится, судьба… Кисмет.
И в прокуратуре, и в милиции я многократно сталкивался с результатами черепно-мозговых травм, повлекших смерть. Самые, кстати, сложно раскрываемые и трудно доказываемые преступления, сложнее убийств. Особенно когда несколько человек колотят. Попробуй определи, от чьего именно удара наступил летальный исход.
Вообще, я принципиальный противник битья по голове. Особенно по моей. После одного-единственного удара в мозгу запросто может лопнуть кровеносный сосудик. Образовавшаяся маленькая, безобидная вроде субдуральная гематомка со временем разрастается, набухает от крови и безжалостно сдавливает нежное вещество головного мозга.
Результат, как правило, один – деревянный макинтош.
Правда, сейчас я чувствовал себя более или менее прилично.
Голова кружилась, но не так быстро, как при предыдущем возвращении в жизнь. Почти не тошнило. Если ещё сделать поправку на непрошедшее похмелье, состояние моё можно было определить как удовлетворительное.
Утешая себя, я вспомнил, что и дядька этот… как его… Ястреб, сказал, что рана неглубокая.
Что это за дядька, кстати? И где я вообще нахожусь?
Тут я различил голоса неподалеку. Приглушенные, несколько…
– Надо было так вляпаться по-идиотски! – негодовал легко узнаваемый хриповатый бас Ястреба. – Как курсистки,
Mon ami – мой друг (франц.)
