style="font-size:15px;"> – Кто-то остаётся?
Я беру минуту на обдумывание.
Людей, знающих о моих сложных взаимоотношениях с родителями, можно сосчитать на пальцах одной руки. И да, пальцы не понадобятся. Это не та тема, подлежащая свободному обсуждению. Я стараюсь исключить все разговоры.
– У меня другие планы, – я всегда ловко обходил прямые вопросы.
Джейн хмурится.
– Не весь ярлыки, – говорю я, вытирая мокрые руки подозрительно долго. – Это вовсе не семейный праздник. Либо не для всех семейный.
– Какие у тебя планы?
Я коротко улыбаюсь, потому что Джейн не прёт напролом и не загорается идеей во что бы то ни стало выяснить причину. Свобода и непринуждённость, которую ощущаю в её компании, очень соблазнительны. Я ценю независимость и не терплю давление.
– Ближайший горнолыжный курорт, – пожав плечами, я озвучиваю первую возникшую мысль. – А потом, может быть, фильмы, сериалы и куча вредностей перед тренировками.
– Звучит не так уж и плохо. Уже составил список?
– Есть желание составить компанию?
– Хочешь отпраздновать с нами? – Джейн выглядит так, будто не ожидала подобный вопрос от себя. Безусловно, может догадываться, что в моей семье всё не так гладко, поэтому не стремлюсь навестить, но гадать можно сколько угодно. К тому же, у неё тоже есть тайны, например, не видел маму.
Я убеждаю себя, что Земля не сойдёт с орбиты, если задам вопрос.
– С тобой и твоими родителями?
– Только я и папа, – Джейн поднимает голову и смотрит куда-то сквозь стены, тихо продолжив: – Мама пропала несколько лет назад.
Мне становится не по себе, даже жутко. Холодок пробегает вдоль позвоночника.
Если пропала, значит, сейчас местонахождение неизвестно. Да, я не близок со своими родителями, скорей, совсем наоборот, между нами пропасть. Но Джейн выглядит расстроенной. Печаль застилает черты её лица.
– Я верю, что её найдут.
Я накрываю её крохотную ладонь и выдавливаю улыбку.
Мне, наверное, будет сложно понять её чувства, потому что я с удовольствием потеряю связь с родителями.
– Так и будет, – прочистив горло, подтверждаю я и поглаживаю внутреннюю сторону ладошки пальцами.
– Папа тогда много пил, видимо, чтобы заглушить мысли, – голос Джейн звучит слишком тихо, мне приходится наклониться, чтобы расслышать.
Я медленно сглатываю, не в силах спросить, как она себя чувствовала.
Джейн поднимает взгляд. Глаза у неё на мокром месте, из-за чего в горло словно засыпали острые камни. Я не знаю, что говорить в таком случае, кроме как отшутиться, что лучше бы на месте её мамы были мои, но, вероятнее всего, это будет худшее, что произнесу. Даже у юмора есть красная линия, за которую заходить не стоит. На языке крутится тревожный вопрос, Джейн читает его бегущей строкой на лбу.
– Мне было восемь, я уже могла о себе позаботиться.
– Винишь его за это? –
