что…
…Катю удалось успокоить лишь через час. Лаша накапал ей транквилизаторов, уложил в постель и даже присел рядом. Сестра убитого с отрешенным видом молчала. Наконец тихонько спросила:
– Лаша, кто это мог сделать?
– Не знаю, Катенька, – Лацужба осторожно прикоснулся к руке Шпаликовой. – Ничего пока не знаю. Известно мне лишь одно: нам с тобой сейчас в Москву ехать нельзя. Хорошо, что ты хоть не назвалась по телефону.
– Даже на похороны ехать нельзя? – Катя приподнялась на локте, обескураженно взглянула на Лацужбу.
– Ни в коем случае. Коле этим уже все равно не поможешь.
– И как же теперь… бедный Коля, его же в землю зароют, света Божьего больше не увидит! – Катя тихонько всхлипнула. – А я тут буду сидеть, даже не попрощавшись!
Лаша с силой сжал руку Кати.
– Нельзя, Катя. Там ведь, как выяснилось, не только Колю убили, но и людей, с которыми ты по медикаментам работала. А там люди очень серьезные!
– А когда можно будет?
– Не знаю. Зато в Абхазии тебя никто и искать не будет. У меня тут все завязки, если кто подозрительный появится – местные менты сразу свистнут. Главное для тебя теперь – сидеть очень тихо, никуда не звонить, никому не писать… И во всем слушаться меня. Договорились?
Катя хотела еще что-то спросить, но, едва взглянув на жениха, осеклась. В тусклом свете ночной лампы Лаша выглядел сурово и сосредоточенно, невольно напоминая себя давешнего, с окровавленным ножом в руках. Губы его были плотно сжаты, глаза прищурены.
Несомненно, абхазец прав: люди, убившие Колю, теперь вполне могли начать охоту и на его сестру. А потому здравый смысл подсказывал: лучше послушаться жениха. Ведь теперь Лаша оставался, по сути, единственным человеком, которому Катя могла доверять…
6
Знал же Илья Прудников, что ментам, следакам и прокурорским верить нельзя ни при каких обстоятельствах! Даже если они тебе говорят, что дважды два – четыре. Но сделали же ему странное предложение, от которого нельзя было отказаться. И это предложение он принял лишь затем, чтобы избежать позора и неминуемой скорой смерти от рук блатных. Педофилу с гомосексуальными склонностями за решеткой долго не прожить. Однако и это почему-то не помогло. Странный тип Борис Аркадьевич, так и не назвавший своей фамилии и должности, получив согласие от Ильи, резко пропал с горизонта, словно его и не было никогда на свете.
И тут, как поначалу посчитал Илья, произошел обнадеживавший случай. Прудникова вывели из камеры. Конвоир, конечно же, не говорил, куда ведут и зачем. Классического распоряжения «с вещами на выход» не прозвучало, значит, предстояло вернуться в камеру. Вскоре и сам Илья сориентировался, что вели его к следователю.
Когда он шагнул в кабинет, то от неожиданности замер. Ненавистный следак, как и положено, сидел за своим письменным столом, развалившись в кресле. А вот рядом с ним – за приставным – скромно расположилась
