отшлифованные черепа диких животных. Вездесущие перекати-поле беспорядочно метались по иссушенной поверхности.
Уборщик мысленно перенёсся на засыпанный песком полустанок, чтобы поприветствовать проходящий поезд. Заброшенный перрон был его любимым местом в макете, занимавшем большую часть подвала. Миниатюрные человечки в эту часть созданного им мира не забредали. В тени деревянной крыши мелодично скрипело кресло-качалка. Можно принять душ из паровозной колонки, чей загнутый носик напоминал ему мистера Сирила Снира из канадского мультсериала «Еноты», который он смотрел в детстве. Можно побродить по пустыне, посчитать шпалы, разжечь костёр и приготовить обед. Можно проживать ту жизнь, которую сам себе выберешь.
Голоса из радиоприёмника сегодня шептались особенно зловеще. Одни яростно шипели, другие вторили им с не меньшим гневом. Из общего гвалта негодования иногда пробивались отчётливые фразы. Мертвецы взывали о помощи, умоляли избавить их от мучений, просили дать им свободу. Ревели навзрыд запертые в тёмной реальности, куда живым вход заказан. Он слушал их без эмоций, кивал, если обречённое шипение оказывалось созвучно с его настроением. Когда-то он станет частью потустороннего хора. Его собственный голос сольётся с эфирным шумом и будет заклинать из модного транзистора в чьей-нибудь гостиной. Обязательно найдётся тот, кто услышит. Как слышит он сейчас и как в прошлом слышал его отец.
«Не знаю, что пели тебе твои мертвецы, пап», – думал он, наблюдая за тем, как игрушечный поезд замедляет ход перед шлагбаумом. Мои только и делают, что жалуются. Будто это его вина, что их держали под замком в темнице со всякой нечистью.
Загорелся зелёный огонёк, и состав продолжил движение. Начиналась городская зона. Въезд в залитое «асфальтом» пространство предварял сонный городок с низенькими домишками, окружёнными травянистыми лугами. При желании в крошечных окнах можно было увидеть мебель и человечков – добропорядочных фермеров, молочников, мясников. Пластиковым фигуркам он доверял больше, чем людям, с которыми приходилось иметь дело за стенами дома.
Шорох за спиной вынудил Уборщика резко обернуться. Надя стояла у лестницы с подносом в руках. Полы растянутого платья колыхались, на белом, как мел, лице отражались противоречивые чувства. Одним из таких чувств был страх. Природа не одарила жену большим обаянием, компенсировав отсутствие красоты полным безволием, за которое он полюбил её больше десяти лет назад.
Её появление стало для него неожиданностью. Она смогла спуститься незаметно для встроенного в голову оповещателя. Это настораживало. Он бросил взгляд на её ноги и нашёл причину – отсутствие тапочек. Что-то подсказало ей прийти к нему с босыми ногами. Это при том, что даже в жаркую погоду Надя ходила в толстых носках, страдая от синдрома «холодных ног», вызванного нарушением кровообращения.
– Я принесла тебе чай и сэндвичи с арахисовой пастой.
Она поставила поднос на столик в углу, не осмеливаясь приближаться
