что-то делаю не так, как надо.
Правда, в редкие моменты вдруг вспыхивает ощущение близости Бога, или открываются явные знаки: внезапно, например, получаю ответ на мучающий меня вопрос от какого-нибудь постороннего человека. Все это сильно вдохновляет, но случается такое редко. Я имею веру, но мне ее недостаточно, вера должна проявляться во всей совокупности: в разуме, чувствах, интуиции. Жизнь проходит быстро, а мне очень хочется каждое мгновение чувствовать, что Бог рядом со мной. И я убеждена – это не от гордости.
Готовы ли мы к свободе?
Я в советские времена сама перепечатывала запрещенные книги на машинке, чтобы их распространять, печатала с копирками, чтобы за один прогон несколько экземпляров получалось. Мой родственник работал в типографии, я приносила книги и просила делать ксерокопии. Ни разу не отказал, Царство ему Небесное! Сейчас мне даже страшно об этом вспомнить, ведь его посадить могли, наверняка в КГБ все контролировали. А тогда было совсем не страшно.
Читали все подряд: Кастанеду, Ошо, Евангелие, Заратустру, Гурджиева. У меня и дома в библиотеке отца были запрещенные книги, вообще потрясающая библиотека была. В тяжелые годы многое пришлось продать, обменять на продукты.
Вы помните гениальный фильм «Необыкновенная выставка», который снял Эльдар Шенгелая? Была целая плеяда творческой интеллигенции, они делали в советское время потрясающие произведения, через которые люди могли подняться над заборами, закрывающими небо. Но Советский Союз разрушился, и никто из гениев больше ничего выдающегося не создал, они тоже исчезли. Хотя я не возьмусь судить, ведь поведение – очень странная вещь, и мотивацию человека может знать лишь сам человек, и то не всегда. Все его мотивы видит и знает один Бог. Конечно, творческая интеллигенция осталась, но мне кажется, они просто не знают, как себя вести, им не на что опереться.
Помню возвращение в Грузию Мераба Мамардашвили[26] в мои студенческие годы. Это было настоящей радостью, мы даже не знали, что он нам скажет, мы просто ждали поддержки, духовной пищи. Лекции были достаточно сложными, нелегко было вмещать высоты его мысли, но мы старались преодолевать барьеры, не пропускать лекции.
И такие люди, конечно, были созидателями, они внесли в становление страны гораздо больше тех, кто внедрял идеологию борьбы и противостояния. Я много думала о диссидентстве в те времена, когда мы переживали ужасы послеперестроечного периода, гражданской войны: все диссиденты похожи друг на друга, возможно, у них какой-то общий комплекс. Без любви вообще ничего делать нельзя, потому что энергия, которую ты вкладываешь в слово или в дело, не исчезает, она входит в жизнь, ею заражаются другие люди, и рано или поздно она возвращается бумерангом. Люди часто фанатично желают поменять все вокруг, причем любыми путями, не думая о последствиях, но когда человек носит в себе любовь – получается по-другому, без агрессии, он действительно меняет мир, потихоньку, своими делами, и это созидательное диссидентство.
Сейчас
Мамардашвили, Мераб Константинович (1930–1990) – выдающийся философ и мыслитель советского периода. Иногда его называют «сократическим» философом в силу того, что он практически не оставил после себя письменного наследия, зато его лекции, расшифрованные и систематизированные, внесли неоценимый вклад в сокровищницу мировой мысли.
