раз. Всего несколько предложений:
Дорогой господин Хильберт,
моя жизнь в опасности. Кроме вас, надеяться мне не на кого. Если эта записка попадет в ваши руки, ни слова о ней Дитмару. Я еще жива, потому что не сказала им ничего. Но они знают о моей тайне. Я не выдам ее, но могу все равно умереть из-за болезни. Все, больше не могу писать…
Макс передал записку Мартине и стал задумчиво следить за выражением ее лица. В его голове еще не сложились ясные соображения относительно прочитанного. Чтобы прервать молчание, он перешел к не самым значимым вопросам:
– Эрленбах… это, по-моему, немецкая фамилия?
– Да, господин Вундерлих. Жаклин оставила фамилию первого мужа.
– Это почерк Жаклин? Вы знаете ее почерк?
– Это ее почерк. У меня есть с собой одно из писем, которые она прислала мне в Египет. Оно написано по-немецки, но латинские буквы остаются латинскими. Сомнений в схожести почерков обоих писем не может быть. Вот, возьмите, – господин Хильберт извлек из борсетки еще один листок и протянул его Максу.
Мартина вернула записку Максу. Он еще раз прочел ее и заговорил о более существенном:
– Как вы думаете, почему она пишет о смерти из-за болезни? Вы утверждали, что относительно болезни дело обстояло не так уж плохо.
– Да, но при регулярной терапии. Вероято, теперь у нее нет возможности лечиться.
Сказанное совпадало с соображениями Макса, и он, соглашаясь с мнением клиента, кивнул.
– О какой тайне она пишет? Вы имеете о ней какое-нибудь представление?
– Никакого, господин Вундерлих. Для меня это такая же загадка, как и для вас.
Пожалуй, спрашивать было больше не о чем. Макс громко, чтобы слышали все, поинтересовался:
– Фрау Хайзе, у вас возникли какие-либо соображения по существу услышанного и увиденного сегодня?
От неожиданности столь официального обращения Мартина даже вздрогнула. Она пожала плечами и сказала:
– Нет, господин Вундерлих. Разве что, если все, что мы узнали сейчас, – это правда, я разделяю надежду господина Хильберта увидеть женщину, которая ему нравится, живой. Не так ли, господин Хильберт?
Возможно, этим вопросом она хотела вызвать какую-то явно поддельную реакцию клиента, что бывает иногда, когда у человека рыльце в пушку. Но ни тени фальши не было на лице клиента, и голос его прозвучал вполне искренне:
– Безусловно, фрау Хайзе. Я сойду с ума от радости, если Жаклин действительно жива. Правда, как вы понимаете, непонятных моментов здесь очень много. Но, пожалуй, вы согласитесь, что я был прав, когда утверждал, что Дитмар Гундер скверный человек. Нужно торопиться. Может случиться все что угодно, – лицо его стало серым, а глаза увлажнились.
Макс же сказал:
– Да, господин Хильберт, в деле столько непонятного, что мы должны подумать, возьмемся ли за него. Я прошу два дня на обдумывание. Потом мы, возможно, подпишем контракт. Я позвоню вам, – и добавил: –
