взять из леса, например, вот эту, – папа показал пальцем на дерево, которое мы как раз проезжали, – тебе придется купить новый дом, чтобы протащить ее в двери.
Мне было нечего возразить, поэтому я решил помалкивать.
Мы ехали, как мне казалось, бесконечно долго, но на самом деле прошло всего около десяти минут. Отец сбросил скорость и остановился.
– Вот, – уверенно произнес он, – вот наше дерево.
Оно одиноко росло на холме примерно в ста метрах от нас. Тонкий слой инея на ветках блестел в лучах заходящего солнца.
– Идем, – объявил папа. – У нас мало времени. Скоро стемнеет.
Он открыл багажник и достал оттуда две лопаты и кусок мешковины. Мы были на полпути к дереву, когда я заметил очевидное.
– Пап, а где пила или топор? Как же мы срубим дерево?
– А мы не будем рубить, сынок.
– Почему?
– Потому что тогда оно погибнет.
Мы битый час долбили и копали холодную землю, а затем одним отчаянным совместным усилием вытащили дерево с почти неповрежденной корневой системой.
В тишине густого темного леса раздались наши возгласы радости и хлопки в ладоши. Пошел мелкий снежок.
Обмотав окоченевшими пальцами корни елки в мешковину, мы отнесли ее и силой затолкнули в фургон. Хотя дерево было всего метр двадцать высотой, оно отчаянно сопротивлялось нашим неуклюжим попыткам засунуть его в машину. Наконец оно сдалось, и мы втроем отправились домой.
А теперь, двенадцать лет спустя, дерево погибало. Я спросил отца, что мне сделать.
Папа глубоко вздохнул. Из‐за сдавленности в груди ему было трудно говорить.
– Я хочу, чтобы ты отвез его обратно.
– Куда отвезти, папа?
– В лес, сынок. Куда же еще?
Подойдя поближе, я наклонился и посмотрел на отца. Он был в ясном уме, как и всегда. Его глаза блестели.
– Горшок слишком мал, – продолжил он. – Уже давно.
– В таком случае, папа, – возразил я, – можно просто пересадить елку в горшок побольше.
– Нет, – настаивал он. – Ее просто нужно вернуть туда, где мы ее взяли. Пора.
Не желая больше спорить с отцом, я промолчал.
– Ты помнишь, как мы принесли ее домой? – спросил он вдруг.
Я засмеялся.
– Когда я увидел реакцию мамы, я понял, почему ты не стал его рубить.
– Это было ее последнее Рождество с нами, – грустно сказал папа. – Думаю, она это уже знала.
Отец сделал паузу, чтобы справиться с дрожью в голосе.
– А ожерелье все еще висит на дереве – жемчужное, которое я ей подарил?
– Конечно, папа. Оно висит там с тех самых пор.
– Она так любила Рождество, – тихо заметил отец.
Несколько дней папа держался. Мы много времени проводили вместе: вспоминали о том, как смотрели
