восточного шёлковая вязь,
Суп с гвоздикой и кардамоном,
В дерево чудесное улица сплелась,
Плодоносила каждым домом,
Ягоды были комнатки и бельё,
Календарики, бусины и узоры.
И стояла я посреди неё,
Как морской конёк, что обрёл опору.
В сумерках Стамбула
***
Пыльный ветер проулком мчался,
Как колодцы смотрели лица.
Я была в том городе чайкой,
Я ходила по черепице.
Что-то жило тогда в платанах,
И скреблось в фанерные двери.
Осень – время сиплых гадалок,
Время повести о Лайлели.
Пролетая медным базаром,
Я роняла из клюва крики
И, как штрих на восходе алом,
Я по-птичьи писала книги.
***
Здравствуй, это мы с тобою тогда
На невольничьем рынке
в Константинополе?
Кто-то крикнул: «Еда, еда!»
Жирный воздух кнутами штопали,
На запястьях – тёмная кровь,
Генуэзцы играли с ценами.
Между нами была любовь
Она длилась мгновение целое.
***
Друг единственный случайный,
В тёмном городе приезжих,
В сизом городе печали,
Чаек, лодок и одежды,
В шумном городе прохожих,
Минаретов, магистралей,
Каждым вечером тревожным
Пролетает халиф-аист.
Завтра, друг, тебя не будет,
В той чайной не будет больше,
Незнакомые мне люди
Выйдут из метро на площадь.
***
Гулкие берега лампой освещены.
На глазах у глубокой тьмы
Ветер ворует Галатский мост.
Ночь приходит на сайт знакомств
Вязко, как сок хурмы.
Ночь приходит, не отвечай.
Город-дервиш кружит, кружит.
Пропускает огни машин
Здесь в тюльпане стакана чай.
Плеском моря об Аксарай,
Лейся в шрамы моей души.
***
Ветер плачет на моих коленях,
Достаю осколки из его шкуры,
Неуёмный район Лайлели,
Баржи мира и абажуры -
Как они золотисто светят,
Не запомнишь, что было больно.
Вот и кончилось, милый ветер,
Помолись и умойся морем.
***
Защемило, как бабочку в раме окна,
Нерв между рёбрами запада и востока,
На искривлённой улице Чукурджума,
У старого водостока,
Где стамбульские дети, громкие,
