Элиз и Кристоф перемещались по террасе, делая фотографии.
– Что заставило тебя передумать?
– Я приехал сюда в память о своем друге, Пьере Шарруэне. – На его лице промелькнула тень. – В прошлом году он погиб на Эвересте.
Сесили ахнула:
– Сожалею. А что случилось?
– Мы точно не знаем. Кажется, он исчез на обратном пути к четвертому лагерю. Но до вершины дошел. – Ален вывел на экран своего телефона фотографию молодого мужчины в синих светоотражающих солнцезащитных очках. Мужчина стоял на коленях перед множеством молитвенных флажков на плоской вершине Эвереста. – Фото сделал его шерпа. Пьер был очень опытным альпинистом…
– Наверное, тяжело вот так терять друзей.
– Более чем тяжело. Это непостижимо. – Ален вздохнул. – В зоне смерти невозможно проводить полноценные поиски, не говоря уже о расследовании. Я приехал сюда, чтобы оставить флажок на вершине, в память о нем.
– Все это очень трогательно. Подожди… расследование? А зачем?
– Мне трудно об этом говорить. – Его голос дрогнул, и он, отвернувшись, посмотрел на гору.
Сесили хотелось утешить его. Она чувствовала, что его скорбь – это пропасть, которую не поможет преодолеть дружеское прикосновение, однако должна была сделать хоть что-то.
– Конечно. Выпьешь чаю?
Сесили взяла флягу, которую дала ей Шаши, и наполнила одну из чашек, расставленных на столе. Ален с натянутой улыбкой взял ее и сделал глоток. Его плечи немного расслабились. Чай всегда помогал.
Сесили проследила за его взглядом, стараясь не выдать свое волнение.
– Надеюсь, нашей экспедиции повезет больше.
– Альпинизм опасен. Это знает любой, кто проводит время на высокогорных пиках. Но определенные происшествия просто не должны случаться.
– Ты говоришь о том, что случилось с Пьером?
Он снова вздохнул и отвернулся.
– Прости, – поспешно добавила Сесили. – Ты не обязан рассказывать мне.
– Дело не в этом… Я и сам хотел бы знать больше. Его шерпа утверждал, что Пьер отстегнулся от перил, чтобы облегчиться, а потом сорвался. Но Пьер никогда не отступил бы в сторону от маршрута. В этом я уверен. – Глаза француза блеснули, в голосе зазвучал гнев.
– А он мог страдать от горной болезни? Может, у него закружилась голова…
– Не исключено.
Сесили внимательно всмотрелась в его лицо.
– Но ты так не считаешь.
Ален колебался, дуя на свой чай.
– Да, не считаю. – Он заговорил так тихо, что ей пришлось наклониться: – И у меня есть для этого основания: я говорил с ним. После того как он добрался до вершины, по спутниковому телефону. Тон его был совсем не радостным. Пьер сказал, что он один, что шерпа отстал и что кто-то преследует его. Что он боится, что этот человек хочет причинить ему вред. Я тогда подумал: «О господи, у него горная болезнь; у него галлюцинации…» И все же я никогда не слышал, чтобы он говорил таким
