беззаботно подъезжая к Пскову.
Прыжок в Лету
В реке золотая вода. Арсику еще нет семи – и поэтому цвет воды его совершенно не удивляет. И взрослые, и дети, и сразу две собаки, маленькая рыжая и большая черная, – все резвятся, каждый по-своему, в жидком золоте. Здесь, у берега, мелкая заводь под названием «лягушатник», с двух сторон огороженная зелеными рощицами остролистых камышей, вполне созревших, с бархатными коричневыми колбасками наверху. Прошлым летом, когда Арсик был еще маленький, он думал, что заводь так называется, потому что в ней много лягушек, и боялся идти купаться, чтобы случайно не наступить под водой на одну из них. Представлял, как это было бы противно: вдруг нащупать внизу что-то невидимое, мягкое, круглое, скользкое – живое… Он молча упирался, когда мама вела его в воду, сгибал колени и вис у нее на руке – она только удивлялась: почему все дети так радостно плещутся в теплой мелкой воде, а ее сынок так боится? Наконец, когда мальчик решился спросить про лягушек, мама рассмеялась и объяснила, что маленькие лягушата – это детки, которые не умеют плавать, просто их так ласково называют. А «лягушатник» – безопасное место для купанья детей: здесь нельзя утонуть, потому что неглубоко, а дно ровное и твердое, чуть ребристое, как гребенка. Тогда Арсик обрадовался и радостно побежал купаться голышом.
А сейчас он уже осторожно входит в воду в трусиках, потому что стал большой: осенью отправится в школу, какой-то спортивный «интернат» на Васильевском. «У нас тоже рядом с домом в городе есть интернат. Там дебилы учатся, – сообщил ему только что Севка из углового дома и деловито спросил: – Ты дебил, что ли?». Кто это такие, Арсик не знал, а мама с папой сидели далеко, под деревом, и он постеснялся бежать через весь пляж спрашивать, поэтому притворился, что знает, сделал умное лицо и ответил: «Да». Но Севка почему-то усмехнулся и легонько ткнул его двумя пальцами в живот – но это вдруг оказалось так больно, что Арсик согнулся, стал медленно оседать на колени – и, наконец, плюхнулся прямо в воду у самого берега. Хотел зареветь, обернулся на маму: она, хотя и видела, как поступили с ее сыном, не спешила на помощь, как раньше, хотя дернулась встать, – это он заметил. Только папа крепко удержал ее за руку и что-то резко сказал. Арсик даже знал, что: «Сам встанет, не сахарный. Тряпку растишь, а на мужика!». И мама покорно осталась сидеть, обхватив руками свой живот, огромный и круглый, словно под платьем спрятался мяч. Там, внутри, у нее пока лежал ребеночек – сынище. То есть, большой такой сын. Сегодня, когда они пришли на пляж и расстелили широкое байковое одеяло, папа и Арсик разделись, но мама постеснялась своего большого живота и осталась в желтом платье без рукавов, а папа постучал по ее животу, как в дверь, и сказал: «Ого, еще больше стал! Представляю, какой там сынище растет! Наследник!» – и засмеялся. Арсик подумал, что папа теперь стал добрым, потому что раньше никогда не бывал веселым. Он осмелился спросить: «А может, там большая девочка? Сестренка?» –
