кошка категорически не желала, и пока она не заканчивала свой обед, с угрожающим рычанием показывала клыки каждому, кто смел шагнуть в ее сторону. Даже Раду.
Поэтому Иден изрядно занервничал, когда они проспали нужное время и лишились возможности проникнуть в Ретилос ранним утром, чтобы оценить обстановку спящего окраинного селения, заранее настроиться на здешний лад и ничем себя не выдать.
Его расчеты полностью оправдались. В пути прошел еще целый день, и едва они остановились на ночь, Иден мрачно сообщил, что даже если они выдвинутся ни свет ни заря, то будут у Ретилоса только днем, а в само селение, расположившееся на самой окраине, попадут уже на ночь глядя, что было крайне нежелательно.
– Так какого черта мы остановились? ― спросил Сантерил. ― Пошли дальше.
– В темноте ― самоубийство, ― отрезал Иден. ― Даже не думайте.
Рад хотел было присоединиться к Сантерилу, но прежде чем он успел сказать что-либо в защиту этой идеи, Иден любезно напомнил им о внушительной пропасти, которую они видели издали и которую им предстояло преодолеть. Рад и Сантерил после этого вынуждены были согласиться, что с возобновлением пути придется повременить до утра.
Ночь прошла тревожно. Трудно было не обращать внимания на бесконечные ночные шорохи, устрашающий вой, время от времени эхом раскатывающийся по округе, но еще труднее ― не думать о том, что завтра они окажутся во владениях Астиона.
Особенно тяжело приходилось Сантерилу: ночной холод, в горах особенно ощутимый, во сне возвращал его к недавно пережитому кошмару, а сознание того, что вскоре он может встретиться со своими мучителями, бередило разум еще более ужасными видениями. Ни на минуту Сантерил не испытал страха, однако, вопреки его собственной воле, организм воспринимал все случившееся куда ближе. Каждую ночь ему снились пережитые пытки, он невольно вздрагивал и даже бормотал что-то во сне, резко просыпался и долго дрожал после этого, злясь на самого себя. Так бывало постоянно, но здесь, где тело сковывал леденящий холод, очень похожий на тот, что шел от каменных плит в темнице, в которой несколько недель был заперт Сантерил, дело обстояло еще хуже.
На этот раз, чтобы не проспать, было решено дежурить у костра в, как выразился Иден, постоянно бодрствующем состоянии. Честь нести вахту первым выпала Раду. Но коротать время одному ему пришлось недолго.
Его кошка, ничуть не боясь костра, подошла к нему и прилегла рядом. Рад почесал ее за ухом, и она, громко замурчав, вытянула вперед передние лапы. В этот момент кошка совсем чуть-чуть коснулась Сантерила, одной шерстью, которая скользнула по его оголенной руке.
Но такого неуловимого касания Сантерилу было достаточно. Болезненно вздрогнув всем телом, он резко вскочил ― кошка отдернула лапы и глухо зарычала, ― и вытянул вперед руки, словно старался от чего-то защититься. Так и не вырвавшийся крик застрял у него в горле, лихорадочное дыхание было пугающе частым.
Рад
