ты помнишь, потому что я затронул твое самолюбие.
Он отбросил подальше кусок глины.
– А вот теперь я неспособен повторить твой перечень. Ничего не помню… Разве что «тысяча пчел» в конце.
Стояла сокрушительная жара. Раскаленный воздух проникал в кровь. Даже небо утратило силы и сменило мощный синий на вялый белый.
Гавейн неспешно поднялся, сделал несколько шагов и подобрал свою глину. А потом, утерев мокрый лоб и сощурившись, скороговоркой выпалил:
– Пятнадцать лис, восемнадцать волков, пять улиток, семнадцать дроздов, двадцать семь баранов и тысяча пчел.
Я так и замер с открытым ртом. Гавейн снова уселся рядом и хлопнул меня ладонью по колену:
– У меня нет памяти, Нарам-Син: я записываю.
– Ты…
– Я использую письмо. При помощи вот этой заточенной на конце тростниковой палочки я делаю засечки на глиняной табличке: одни обозначают цифры, другие – предметы[27].
Он показал мне все насечки, произнес их название, пояснил их, а в заключение сказал, что для того, чтобы ничего не забывать, достаточно записывать. Если я желаю, он растолкует мне начатки этого искусства.
Из сухого куста появилась не слишком огорченная чрезмерным полуденным жаром ящерица и молнией метнулась за камни. Я был озадачен и растроганно взирал на Гавейна.
– Почему ты поверяешь мне этот секрет?
Он расхохотался:
– Это секрет только тут, в здешних пределах, среди крестьян, лесорубов и звероловов. У нас, в Стране Кротких вод, всем известно, что письменность существует, хотя мало кто ею владеет: она требует применения шестисот символов! Царица Кубаба в Кише использует меня в качестве писаря и счетовода. Там никто не принимает меня за волшебника!
– Откуда пришла письменность?
Он пожал плечами:
– Разумеется, от Богов! Нам ее принес Энки, Бог-благодетель кротких вод.
Ниже по течению к ручью подошел олень, чтобы напиться. Неожиданно приметив нас, он присмотрелся, понял, что мы остаемся на месте, развернулся и, исполненный благородства и досады, медленно удалился. Гавейн вытащил из котомки чашу, зачерпнул воды – лишь в ней еще сохранялась жизнь среди этой окаменелой природы, – и мы утолили жажду.
– Гавейн, зачем ты открыл мне свой секрет?
– При помощи письма мы считаем, ведем торговлю, взимаем плату. Познакомившись с тобой, я подумал о необходимости других записей: нужно сохранить способы исцеления людей.
Я вспомнил о тревоге Тибора, который всю жизнь опасался, что не сможет никому передать свои знания, полученные от отца и деда. Всякий раз, как умирал многомудрый человек, исчезала ученость. Тибор привязался ко мне, страстно увлекавшемуся растениями, минералами, целительной силой сущностей и Духов, еще и потому, что видел во мне не только зятя, но и своего преемника, свою смену, живого хранителя своей науки.
– Никто не бессмертен, Нарам-Син.
Я взглянул на Волшебника и, вопреки тому, что подумал, степенно
В отличие от последующих способов письма, клинопись имеет три измерения: она заключается в насечках, сделанных в глиняной табличке при помощи пера со скошенным кончиком, и для разборчивости требует косого освещения, по возможности падающего слева. Ее символы составляют черточки, углы и зарубки, объединяющие три вида «клинышков»: вертикальные, горизонтальные и косые. Созданная шумерами для того, чтобы систематизировать товары и осуществлять деловые операции, клинопись смогла передать шумерский язык и в течение нескольких веков служила носителем десяти других языков. К началу христианской эры ее уже не умели расшифровывать и забыли до такой степени, что спустя некоторое время видели в ней только примитивные орнаментальные мотивы.
