картине появилась фигура Чжу, который, стоя напряженно и приникнув ухом, к чему-то прислушивался, словно желая что-то разобрать.
– Ваш приятель давно уже ждет, – закричал опять хэшан. И вслед за этими словами Чжу быстро слетел со стены вниз. Он стоял теперь как истукан, с замершим, как зола, сердцем и неподвижными глазами. Ноги его не слушались, словно размякли.
Мэн сильно изумился и стал осторожно расспрашивать. Оказывается, Чжу, лежа под кроватью, услышал, как кто-то стучит, словно громом, над его головой. Он и вышел из спальни, чтобы посмотреть и прислушаться.
Оба стали теперь смотреть на девушку, державшую на картине цветы. Ее прическа была взбита кверху, как раковина, челки уже не было. Чжу, растерявшись, поклонился хэшану в пояс и спросил, как это могло случиться.
– Чудесное рождается от самих же людей. Где мне, старому монаху, это понимать? – смеялся хэшан.
У Чжу душа как-то сселась, поблекла. Сердце Мэна исполнилось тревоги и потеряло нить. Они сейчас же поднялись, спустились с крыльца и пошли прочь.
«Чудесное рождается от самих же людей!» В этих словах, пожалуй, есть глубочайшая правда.
У человека блудливая душа – и вот она создает развратную обстановку. У человека душа развратная – и она рождает все, что наводит страх.
Бодхисатва волшебной рукой перерождает человеческие заблуждения, и разом создаются тысячи химер… Да, но все они возбуждаются самим же сердцем человека.
Буддийской мудростью окрепло сердце старого монаха. Как жаль, что оба приятеля не услышали за его словами величайшего прозрения!
Тогда они, наверное, растрепали бы свои волосы и устремились в горы.
Как он садил грушу
Мужик продавал на базаре груши, чрезвычайно сладкие и душистые, и цену на них поднял весьма изрядно. Даос в рваном колпаке и в лохмотьях просил у него милостыню, все время бегая у телеги. Мужик крикнул на него, но тот не уходил. Мужик рассердился и стал его ругать.
– Помилуйте, – говорил даос, – у вас их целый воз, ведь там несколько сот штук. Смотрите: старая рвань просит у вас всего только одну грушу. Большого убытка у вашей милости от этого не будет. Зачем же сердиться?
Те, кто смотрел на них, стали уговаривать мужика бросить монаху какую-нибудь дрянную грушу: пусть-де уберется, но мужик решительно не соглашался. Тогда какой-то мастеровой, видя все это и наскучив шумом, вынул деньги, купил одну грушу и дал ее монаху, который поклонился ему в пояс и выразил свою благодарность.
Затем, обратясь к толпе, он сказал:
– Я монах. Я ушел от мира. Я не понимаю, что значит жадность и скупость. Вот у меня прекрасная груша. Прошу позволения предложить ее моим дорогим гостям!
– Раз получил грушу, – говорили ему из толпы, – чего ж сам не ешь?
– Да мне нужно только косточку на семена!
С этими словами он ухватил грушу и стал ее жадно есть. Съев ее, взял в руку косточку, снял с плеча мотыгу и стал копать в земле
