поманил бармена, и тот подошел.
– Еще? – спросил бармен, глядя на всего лишь полупустой стакан.
– Двойной, – ответил юморист.
Лицо бармена не дрогнуло, поскольку он был очень хороший бармен. Отошел, принес виски. Когда он вернулся, юморист уже допил свой полупустой стакан. Через минуту двойной наполовину исчез. Юморист двумя глотками превратил его в одинарный.
Он чувствовал, как азиатка смотрит на него.
Она читала мои книги, подумал он.
Затем осушил стакан.
Виски как будто упал в бездонный колодец без единого звука. От виски не осталось ничего – только энергия, что подняла его из-за стойки, провела туда, где сидела женщина, и раскрыла ему рот:
– Привет, можно составить вам компанию?
Дышать
Две другие женщины оборвали разговор и посмотрели на юмориста.
Азиатка смотрела на него очень бережно.
Ни одна азиатка никогда прежде не смотрела на него так бережно. Глаза ее были темны и узки. Поскольку глаза ее были так узки, какую-то секунду он раздумывал, видит ли она столько же, сколько европеец. Мысль исчезла, едва он ее подумал, но за два года их с японкой знакомства возвращалась много раз. Просто временами он думал, всё ли она видит в комнате или где там они были. Может, она видит только 75 процентов того, что происходит.
Такая мысль – в самый раз для ребенка.
У него не было никакого опыта с азиатками, он их только видел в Сан-Франциско. Чайна-таун, Японский квартал и т. д. Ни одна из них на него очень бережно не смотрела. И еще что-то было в ее глазах – он уже видел это в глазах других женщин, когда те смотрели на него.
Он знал, что это.
Он чуточку расслабился.
– Прошу, – сказала она.
И тогда он сел.
По ее глазам он видел, что все сложится. Она стала дышать чуточку иначе. Она задышала немного быстрее. Он обрадовался, когда ее дыхание ускори-лось.
Подошла официантка, и он всем заказал выпить. Затем все за столом познакомились.
Она была японка.
Юмор
Двум другим женщинам он не понравился.
Они его книг не читали. Это многое меняет, когда с ним знакомишься. Он не красавец. Личность симпатичная, только слишком чудна́я. Он позволял настроениям управлять собой, а настроения были весьма переменчивы. Порой он болтал без умолку, а порою рта не раскрывал. Он всегда болтал без умолку, если напивался. А когда не напивался, он очень стеснялся и официальничал с людьми, и познакомиться с ним было непросто. Одни думали, что он само обаяние, другие – что он полный мудак. Истина помещалась где-то в промежутке – можно сказать, на полпути.
Как юмориста его знали по всей стране, что само по себе смешно, поскольку, едва с ним знакомишься, первым делом замечаешь, что у него нет чувства юмора.
Когда остальные над чем-нибудь смеялись, он обычно терялся. Иногда очень
