год сейчас – не считая того, что его обозвали «годом двух лун». Хотя если с тех пор успели напечатать книгу, да ещё переиздать…
– Это точно убедит Кейла? А если он возразит, что с тех пор некромантия могла продвинуться вперёд? Всё же со смерти Гедемиона прошло… некоторое время.
– Пять лет – не срок. Уж кое-что в некромантии я смыслю, – проговорил парень проникновенно, – и в одном она схожа с нашей специализацией. А именно – развивается весьма неторопливо. Если б кто-то действительно сделал настолько фундаментальное… не побоюсь этого слова… открытие, мы с вами точно бы об этом знали. К тому же для такого нужно обладать силой большей, чем у Берндетта, а даже равных ему не рождалось со дня его гибели. Не считая тир Гербеуэрта, – добавил продавец почтительно. – Но он ещё юн, в полную силу войдёт, дай боги, лет через двадцать.
– Гербеуэрта тир Рейоля? – безнадёжно уточнила Ева.
– Кого ж ещё.
Грустно отложив книгу на прилавок, девушка полезла в сумку за монетами.
Нет, это не означало полного отказа от побега и потери всех надежд на воскрешение. В конце концов, этот парень явно не знал о силах Герберта – значит, мог не знать и других вещей. Ясно одно: такие, как Ева, в этом мире случай беспрецедентный.
И это наводило на неутешительные мысли, что ей действительно может понадобиться королева с её библиотекой.
Выискивая среди монет три серебряных кругляшка с подписью «10 вуленов», Ева размышляла над тем, что бы ещё выпытать у словоохотливого аборигена. Из разговоров местных стало ясно, что с девяти в стране наступал комендантский час, но часы на башенке намекали, что до этого было ещё далеко. Так что параллельно с монетами Ева перебирала назревшие вопросы, выбирая наиболее актуальные, как вдруг её самым бесцеремонным образом схватили за плечи.
– Ты… – парень почти хрипел, – ты что, умертвие?!
Монеты, выпав из пальцев, звонко запрыгали по полу.
Когда Ева подняла взгляд, продавец с растерянной пытливостью всматривался в её лицо.
– Твоя аура, – ладони на её плечах стиснули сильнее, – я не вижу твоего роборэ! Но умертвия не могут быть такими… такими…
Она среагировала не думая. Просто подняла руки, собираясь оттолкнуть его.
Смычок, сам возникший в пальцах, лучше хозяйки понял, что нужно делать.
Слабый толчок отшвырнул парня к стене. Ударившись головой о стеллаж, он безвольно сполз на пол; выпавшие с полок книги щедро присыпали его сверху.
Ева уставилась на смычок, безобидно искрившийся в ладони. На продавца, потерявшего сознание – если не хуже.
Аура. Чёрт. Так здешние колдуны могут видеть ауру? И по ауре определить, что она…
– Дубль диез! – досадливо выругалась Ева[8], метнувшись к двери.
Опустив плотную тканевую шторку на окне, она задвинула засов. Опасливо вернувшись к продавцу, опустилась на
Привычка заменять непечатные слова «профессиональным сленгом» появилась у Евы на втором курсе колледжа, когда она прочла книгу, где некие волшебники по магическим причинам вынуждены были заменять ругательства на «сахар». Надо сказать, у однокурсников её привычка вызывала умиление или понимающий хохот. Вопреки распространённому мнению музыканты – не распущенная богема и не нежные фиалки, а люди, которым ничто человеческое не чуждо, включая крепкие словечки. Но поскольку Ева была воспитанной девочкой, а нецензурно выразиться иногда хотелось, она придумала изящный выход из ситуации, благо музыкальные термины к тому располагали. Судите сами: разве «двойной доминанты терцквартаккорд с повышенной примой и пониженной квинтой» для непосвящённого человека не прозвучит как очень изощрённое ругательство, особенно если адресовать это дело собеседнику туда, где солнце не светит?
